— Мы становимся всё сильнее, а Святой Престол слабеет. Ирония!

Лукреция слышала своего отца, понимала, но вот разделять этакую мимолётную печаль даже не собиралась. Слишком девушка изменилась, слишком многое впитала с речами своего старшего брата, слишком многое видела и приняла как пример для подражания, дальнейшего развития и основы для уже собственных решений. На фоне всего этого какой-то там Святой Престол уже не казался сколь-либо значимым. Тем более со знанием относительно созданного в интересах власти Борджиа Храма Бездны, стремительно расширяющегося и обретающего влияние на землях, где над душами прихожан властвовал Авиньон.

— Духовная власть не должна стоять над светской, отец, — улыбнулась королева Сербская, крутя в руках кубок с разбавленным вином. Сильно разбавленным, поскольку помнила, что может случаться с теми, кто слишком уж увлекся напитками из плодов виноградной лозы. — Святой Престол всегда дробил сильные государства, раскалывал их, поднимал одну часть аристократов против другой. В своих интересах. Но мы, Борджиа, теперь власть светская, на наших головах короны, вот-вот образуется империя. Время меняется, изменились и мы. А не согласные… Их нужно ослабить, отстранить, иных и вовсе уничтожить.

— Булла уже почти готова и будет оглашена. Я сделаю то, что нужно для блага семьи. Для твоего, Чезаре. Ваноцци, других… Но если уж мы вспомнили про семью и Чезаре. Бьянка!

— С неё всё в порядке. Жива, бодра, здорова.

— Здорова, — саркастично отозвался понтифик. — И она и то, что сейчас внутри неё. Это при том, что Хуана пока ещё не в тягости и это не изменится ещё какое-то время. Опасения твоего брата, они может и верны, но ситуация, в которой мы можем оказаться…

— Я уже говорила с Чезаре, с Бьянкой. Ещё до отъезда брата в Каир. Хуана узнает потом, когда у неё появятся собственные дети. Брат сумеет подвести её к этому, объяснить, утешить, если понадобится. И никаких споров, ребёнок Бьянки будет носить лишь имя Медельяччи. Для всех вокруг. А покровительство Чезаре, оказываемое сыну или дочери его давней подруги и советницы — это естественно. Никто ничего не заподозрит, ничего особенного тут не увидеть.

— Всё продумала.

— Я у тебя такая, умная и предусмотрительная.

Родриго Борджиа оставалось лишь посмотреть на свою дочь, в очередной раз убедившись, что девочка давно успела вырасти и состояться как человек и даже как королева, после чего улыбнуться и вернуться было к булле. Но…

— Нет уж! Я маме обещала. Что ты отправишься спать, а не будешь вновь корпеть над бумагами. Пойдём, я тебя провожу. К ней.

— И где уважение к викарию Христа? — проворчал Борджиа, поднимаясь из-за стола.

— Вытеснилось заботой о здоровье отца, — парировала Лукреция. — Пойдём уже, тебя заждались.

Глава 1

Граница Сербского королевства, дорога на Скопье (Ускюб), конец мая 1497 года.

Заключённый мир должен соблюдаться? Может оно и так, но это в самом лучшем случае и если обе стороны имеют хоть какое-то понятие о чести и верности данному слову. В случае же османов надеяться на подобное — большая глупость. Уж в этом Мигеля Корелью убеждать точно не стоило. Вот он и не удивлялся, когда ему снова и снова сообщали о мелких отрядах, проникающих на сербские земли то в одном, то в другом месте.

Османы не могли жить без постоянных грабежей на землях сопредельных государств. Ну или, на худой конец, не занимаясь практически тем же самым, но за землях покорённых ими народов. Разница тут была лишь в том, что когда драли три шкуры с покорённых, но частично это прикрывали сбором налогов, пусть порой самых безумных, откровенно людоедских.