В Рим? Людовик XII понимал, что тут не Рим, а скорее Каносса. Осиянные славой победителей Османской Империи. Мамлюкского султаната и освободителей Иерусалима Борджиа решили устроить себе триумф в традициях ещё того, имперского Рима. Но не просто так, а с целью окончательно утвердиться как освободители от магометанского владычества всей Европы, для чего им оставалось лишь вернуть в лоно христианства второй город-символ, который уже давно находился под властью магометан — Константинополь. И собрать перед завершающим походом всех или по крайней мере многих европейских государей в одном месте — это было умным решением. Вдвойне умным, если там появятся не только остающиеся под духовной властью Рима, но и те, кто теперь смотрел в сторону Авиньона. А если будет заранее известно, что в Рим приедет и король Франции, тогда… Тогда уже никто не осмелится остаться в стороне от этого сбора государей.

— Безопасность моя и свиты? — нехотя выдавил из себя король.

— Чезаре Борджиа ни разу не нарушал данное им обещание. Так было, так и будет впредь, — отчеканил дальний, но всё же родственник упомянутого. — Великий магистр уже пять лет выстраивает свою репутацию и не намерен её лишаться. То же самое передайте и Папе Авиньонскому, которого тоже желают видеть в Риме. Сильно желают. И хотят дать несколько советов устроителю Раскола исключительно из милосердия. Иначе… Кто знает, как быстро до него доберутся адепты Храма Бездны. Всё же Юлий II слишком явно и громко поддерживал инквизиторов. А посему его могут счесть одним из них, пускай и не формально.

Людовик XII посмотрел сперва на Бурбон-Монпансье, затем на д'Арманьяка. Первый лишь ошарашено хлопал глазами а вот второй отрицательно помотал головой. Дескать, вот это никак не получится. Удивляться не стоило, поскольку французский король и сам был такого мнения. Юлий II, он же Джулиано делла Ровере, ни за что не отправится в пасть к своим злейшим врагам, к Борджиа. Ссориться с Авиньоном, столь сейчас важным для короны, Людовик XII точно не намеревался, потому и возразил посланцу Рима, упирая на неразрешимость противоречий между Борджиа и делла Ровере.

— Папа Юлий II из-за случившихся в прошлом… недоразумений с моим братом Чезаре вряд ли согласится прибыть в Рим. Любые обещания не покажутся ему достаточно убедительными.

— Хорошо, — вопреки ожиданиям, почти мгновенно согласился Борджиа-Льянсоль де Романи. — Тогда пусть пришлёт двух… Нет, лучше трёх своих кардиналов, один из которых будет являться его родственником. Великому магистру это окажется достаточным. Но в таком случае будет ещё одно условие, позволяющее моему сюзерену закрыть глаза на упрямство Джулиано делла Ровере.

— И что же это?

— Сущий пустяк, Ваше Величество, — тут посланник Рима улыбнулся так, что королю Франции стало малость не по себе. — Тампль как резиденция посольства Италии. Разумеется, замок будет выкуплен за очень большую сумму золотом.

Вот и пощёчина. Очередная, но тоже очень болезненная. Или тащи, король, Авиньонского Папу при абсолютном нежелании последнего, либо… отдавай Тампль, этот символ того ещё, первоначального Ордена Храма. Что одно звучало ужасно, что другое. А выбор делать всё равно придётся, отмолчаться не получится и отказаться тоже. Словно видя это, Хуан де Борджиа-Льянсоль де Романи в очередной раз улыбнулся и снова заговорил:

— Как жест доброй воли, мы добавим к выкупу Тампля одну очень важную для вашего королевства вещь. В Тампль будут перевезены останки Орлеанской девы, Жанны д'Арк, признанной Папой Римским Александром VI святой.