В узенькой щелке он разглядел небольшую полоску ткани, а потом смог разобрать на этой серой ткани прошитый стежками, слегка выступающий над живой плотью шов.

Сквозь щель виднелась небольшая часть фигуры этого немца. Он лежал возле дальнего конца поваленного дуба, и голова его была повернута в ту же сторону, куда и винтовка.

Марк аккуратно прикинул в уме пропорции его тела. Ствол винтовки являлся единственной точкой привязки, двигаясь от которой он представил себе, где расположена голова, плечи, туловище и бедра…

«Да-да, там должны находиться бедра, – думал Марк. – Я вижу его бедро или верхнюю его часть…»

Потом вдруг освещение изменилось. В облачном покрове появилось что-то вроде дыры, солнце нашло ее, и ненадолго стало светлее. Марк разобрал кусочек ремня с пустой петлей, в которой должен был находиться штык. Это подтвердило его догадку. Теперь он знал, что небольшой выступ в том месте, где виднелась серая материя, – это начало бедра там, где оно переходит в тазовый пояс.

«Сквозь оба бедра, – спокойно размышлял Марк. – Пуля прошьет его навылет. А ведь там находится бедренная артерия…»

Он осторожно стал снимать перчатку с правой руки.

Теперь надо бесшумно лечь на один бок и переместить длинный ствол винтовки на девяносто с лишним градусов в сторону.

«Господи, помоги», – молча взмолился он и начал движение.

Невероятно медленно ствол винтовки стал смещаться, и одновременно Марк переносил вес тела на другой локоть.

Казалось, прошлая целая вечность, пока ствол винтовки не развернулся в сторону узкой щели под лежащим дубом; юноша скрючился, стараясь в этом неестественном положении удержать оружие. Он понимал, что снять винтовку с предохранителя перед выстрелом нельзя: даже такой едва слышный металлический щелчок сразу насторожит немца.

Марк положил палец на спусковой крючок и подхватил рычажок, нащупывая точку блокировки предохранительного устройства. Тщательно прицелился, для чего пришлось неудобно повернуть голову, и большим пальцем надавил на рычажок предохранителя, одновременно сохраняя нажатие на спусковой крючок, который должен сработать при самом слабом нажиме. Все приходилось делать как можно более плавно, чтобы не сбить прицел с клочка виднеющейся в щели серой ткани униформы.

Грохот выстрела, казалось, расколол низко нависшее свинцовое небо, и пуля ударила прямо в узенький проем. Марк видел, как с мягким шлепком она вошла в живую плоть врага.

Немец громко закричал. Это был дикий, бессмысленный вопль. Марк отдернул затвор винтовки и с автоматическим проворством загнал в патронник очередной патрон. Следующий выстрел слился с эхом первого, так что показалось, будто это один звук. Пуля влетела точно в щель, и на этот раз Марк увидел, как яркой струей брызнула алая кровь и окрасила снег; от горячей крови снег таял, и пятна быстро расплывались, сливаясь в одно бледно-розовое облако.

Потом в щели уже ничего не было видно: либо удар пули отбросил немца, либо он сам откатился в сторону. На снегу виднелось только розовое пятно.

Марк загнал в патронник новый патрон и, повернувшись лицом к стволу, стал настороженно ждать, в любую секунду готовый сделать еще один выстрел.

Чувств он не испытывал никаких, только хладнокровно и чутко прислушивался; нервная система была крайне напряжена, зрение обострилось до предела.

Какое-то время стояла полная тишина, но потом донесся какой-то звук. Сначала Марк не понял, что это, но звук повторился. Это были всхлипывания.

Вот они зазвучали громче, надрывнее, превратившись в душераздирающие рыдания.

– Ach, mein Gott – mein lieber Gott… – прерывисто и жалобно причитал мужской голос.