— У всякой таинственности есть мотивы, — прокомментировал Михаэлис. — О чем же они беседовали по вечерам?

— О сыновьях королевы, — уверенно ответил Карнесекки. — Нострадамус сказал ей, что царствовать будут все трое. Понимаете, что это означает?

— Конечно.

— А я не понимаю, — возразила Джулия. — Объясните, пожалуйста.

Карнесекки решительно взмахнул рукой.

— Если будут царствовать все трое, значит, двое из них умрут молодыми.

Взгляд Михаэлиса скользнул по детям, сидящим на углу стола. Им явно было тяжело находиться здесь так поздно. Есть им уже не хотелось, и, чтобы скоротать время, они кидались кусочками рыбы.

А рыба, запеченная в ароматическом уксусе, была великолепна. Михаэлис взял себе кусочек: вкусный запах разбередил остатки аппетита. Проглотив, он спросил Карнесекки:

— Вы знаете, на чем основаны пророчества Нострадамуса? Только не говорите, что на астрологии. Астрологический прогноз не в силах предсказать смерть человека.

— Не спрашивайте меня об этом. Думаю, судьба каждого из нас уже начертана и Господь знает ее в деталях. Тот, кто хочет узнать свою судьбу, должен обратиться к Богу, а не к звездам.

Падре Михаэлис не удержался и бросил на Карнесекки злобный взгляд, которого тот, по счастью, не заметил. Джулия сказала:

— Мне известен метод Нострадамуса. Астрология тут ни при чем. Габриэле считает, что он слабый астролог и плохо смыслит в расчетах. Свои пророчества он получает магическими средствами.

Михаэлис взглянул на нее с интересом.

— Естественная магия?

— Нет, магия ритуальная. Думаю, он предсказал судьбу сыновей королевы, пользуясь магией зеркал. Он также практикует геомантию и искусство древних египтян. Он был любимым учеником Ульриха из Майнца.

— А кто такой Ульрих из Майнца? Я никогда не слышал этого имени.

— Может, для вас это и к лучшему. Ульрих… — начала объяснять Джулия, но тут же осеклась.

Екатерина Медичи резко встала, собираясь покинуть трапезу. Все гости тоже поднялись и поклоном приветствовали королеву. Она вышла, за ней принцы, камергеры, пажи и придворные.

Все еще не успели сесть на места, как Михаэлис увидел, что Нострадамус обошел стол и с улыбкой движется к Джулии. Он слегка прихрамывал, и каждый шаг вызывал у него гримасу. Михаэлис внимательно к нему пригляделся. Нострадамус был среднего роста, пухлое и симпатичное лицо его казалось строгим только из-за длинной, с проседью, бороды. Серые глаза смотрели с искренней добротой и чуть грустно, хотя, может, он просто так улыбался. В руке он держал квадратную шапочку, которую, согласно этикету, не снимал за столом. На нем была длинная черная тога, как и подобало профессору и ученому мужу.

Нострадамус остановился перед Джулией.

— Наверное, вы меня не помните, но я вас не забыл. Я знаю, как вас любит мой друг Симеони. Я еще во время обеда вас заметил, но не мог подойти поздороваться.

Михаэлис заметил, как Джулия все ниже опускает голову.

— Господин де Нотрдам, вы поистине великодушны. В прошлом я немало помогала моей матери делать вам зло. Теперь я прошу у вас прощения и от ее имени тоже.

— Вы не должны просить у меня прощения. Трагический конец вашей матери искупил любую ее вину. Что же касается вас, то вы были тогда наивны, да, впрочем, и теперь тоже. Кроме того, вас любит близкий мне человек, и мне этого достаточно, чтобы относиться к вам по-дружески.

Услышав такие слова, Михаэлис вдруг обнаружил, что его охватывает чувство, которого он никак не ожидал. Он ревновал к Симеони и, может быть, даже к Нострадамусу. В мозгу неожиданно вспыхнуло подозрение, что обаяние Джулии задело его больше, чем следовало.