– Будешь ручками хлопать или на слово поверишь?
– Куртку сними, – попросил Сергей. – Можешь на лавке оставить. И штаны подкати над щиколотками… Ага. Теперь вы двое,
– Смотри ты какой, – кочевник цыкнул зубом. Куртку не стал оставлять на лавке, надел снова. – Настороженный.
– Какой есть. Ладно, проходите, садитесь за стол.
Сергей понимал, что у гостей могут быть керамические «жала», невидимые для металлоискателя. Но что ему оставалось, кроме как рисковать?
Конечно, можно было наплевать на угрозы и не пустить кочевников в дом. Сказаться больным, это бы их отпугнуло. Кому охота подхватить какую‑нибудь дрянь, для которой и названия не придумали?
Но в последнее время желание поговорить хоть с кем‑нибудь стало невыносимым. Честно сказать, эти ребята явились очень кстати. Еще пара дней, и он, может быть, попробовал бы ствол «манлихера» на вкус.
Разлил по полстакана водки, поставил чайник. Нагрузил стол снедью. Кочевники тоже выставили свои бутылки, развернули солонину. Все расселись вокруг стола.
– Это Малыш, – начал представлять старший кочевник своих товарищей. – Это Кожух. А я Артак, но свои меня зовут Метисом.
Кожух невысок, плотен, широкое лицо свисает вниз, как будто не держится на черепе. Взгляд неприятный, скользящий, посмотрит и уводит в сторону. Этот будет молчать и следить за тем, что говорит и делает Артак.
Малыш, одетый в грязную и местами рваную пилотскую куртку, прозвище получил не за габариты – у него широченные плечи и огромные кулаки, – а за то, что недавно в Степи. Озирается он с откровенным и немного детским любопытством. На лбу у него смешные очки‑консервы, на шее болтается косынка, чтобы закрывать нижнюю часть лица во время езды на байке.
– Я Сергей, – хозяину дома полагается выпить первым. Что он и делает. Кочевники спешат следом. Малыш морщится, Кожух громко крякает, долго утирается грязным рукавом. Артак пьет водку как воду, мелкими глотками. До дна.
Твердой рукой опускает стакан на стол.
– Хорошее имя, – одобрительно говорит он. – Сильное. А я Метис. Знаешь, что это значило раньше?
Сергей качает головой. Малыш по кивку Артака подливает в стаканы уже из их бутылки.
– Получеловек‑полузверь, – объясняет Артак. – Вот, смотри.
Он закатывает рукав. На его жилистом предплечье три дырявых вздутия – индукционные порты для подключения оружия и выносных устройств. В отличие от остальной биопериферии Артака они не кустарной работы. Такие вживляли бойцам армейских спецподразделений.
А вот и косвенное подтверждение этого – выжженный на внутренней стороне запястья штрих‑код. В нем имя, войсковой номер, группа крови и прочие данные.
Артак поймал его взгляд.
– Это нам приказали сделать, – сказал он. – Вечером, перед отбоем, зашел старшина, построил и повел в лазарет. На руку, под лопатку и здесь, – он показал на щиколотку. – Чтобы, даже если на куски, можно было опознать.
Сергей кивнул.
– Спецназ? Я такое видел уже.
– Ну, – Артак закатал рукав еще выше, – сюда смотри.
На бицепсе у него была наколота волчья голова с раскрытой зубастой пастью. Заключенная в круг, так что получалось вроде нашивки.
– «Черные волки», так мы звались, а здесь погон, – он похлопал себя по плечу. – Четыре звезды.
– Капитан, значит. Ну, за твои звезды.
Выпили еще раз. Пойло кочевников оказалось простым спиртом, самую малость разведенным водой. Крепкая дрянь.
– Ну, – сказал Метис, облизывая потрескавшиеся губы, – а ты, значит, служил?
– Было дело. |