– А почему в «Седова»? – спросил водитель. –У него с головой неладно?

– С памятью, – ответил майор. – Он у нас кандидат на полное сканирование.

– Вспомнить что‑то не может?

– Может. – На лице майора мелькнула усмешка. – Но пока не хочет.

«Вас вызывают по общегородской линии, – сказал кар. – Запрос по личному коду. Абонент Андреева Марта».

Антон вскинулся, сбрасывая подкравшуюся дрему. Сказывалась бессонная ночь и двойная доза болеутоляющего вдогонку. Голова казалась очень большой, прозрачной и обложенной ватой, как елочная игрушка в упаковке. Неприятное ощущение.

– Я отвечу, – поспешно сказал он. – Изображение, звук и ограниченный эффект присутствия.

«Для оптимального качества симуляции, пожалуйста, приведите голову в соприкосновение с подголовником вашего кресла, – попросил такси‑кар. – Соединение установлено».

Антон откинулся затылком на подголовник, в который был встроен тактильный нейроинтерфейс. Закрыл глаза. В последнем не было необходимости, сенсорный сигнал шел прямо на зрительные и слуховые нервы.

– Привет, Марта.

– Здравствуй, кот. Я получила цветы.

– Какие цветы? – спросил он и почувствовал, что против воли расплывается в глупой улыбке. – У тебя появился новый поклонник?

Она засмеялась, и от нахлынувшего желания у него побежали мурашки по шее и спине, к счастью, она связалась с ним не в своем служебном аналоге, который он терпеть не мог с самого дня их знакомства. Неопределенно‑симпатичная блондинка с пустыми глазами, похожая на говорящую силиконовую куклу. Настоящая Марта была темноволоса, красива необычно и обжигающе. А в глазах ее можно было утонуть, захлебнуться, особенно когда их наполняли нежность, покой и любовь.

– А ты ревнуешь? – спросила она. – Признавайся.

– Очень. Ты же знаешь.

– Знаю. Но слышать приятно. – Она тепло улыбнулась. – А теперь ты мне должен сказать, почему цветы. Иначе я не смогу нормально работать.

– Потому что я люблю тебя, – сказал он. – И еще потому, что сегодня ровно двадцать семь месяцев, как мы знакомы.

– Антон, милый…

Двадцать семь было ее магическим числом.

– Я помню, ты был в этом своем гадком аналоге. Маленький грязный человечек.

– Камбала.

– Да, Камбала. Я спрашивала, почему его так зовут, а ты не сказал.

«Ты помнишь не все, любимая, – подумал Антон. – Я рассказал тебе, что камбала – это такая рыба, совсем плоская, серая и незаметная. Она лежит себе тихонько на дне, и ее не замечают проплывающие сверху акулы, спруты и мурены. И рыбаки».

Сегодня в шесть часов утра Камбала прекратил свое виртуальное существование. Антон стер его из своего персонального базиса и уничтожил все резервные копии.

– А еще ты спрашивала у меня, тяжело ли это – жить без воспоминаний.

– Ты ответил, что тяжело. И спросил, что я делаю вечером в реале. Я сказала, что ничего, и ты пригласил меня в «Хрустальное небо».

Той ночью, когда они первый раз лежали в одной постели, сбив простыни в горячий и влажный комок, он долго рассказывал ей про мудрую рыбу камбалу. В темноте то разгорался ярче, то тускнел багровый уголек сигареты.

Дослушав, она прижалась щекой к его животу и сказала, щекоча дыханием и кончиками рассыпавшихся волос: «Теперь я, наверное, в тебя влюблюсь». И ее полуоткрытые губы, скрывающие сладкое жало подвижного языка, поставили в этой фразе долгое многоточие.