Припустив вперёд, Питер почувствовал холодок между лопатками — за шиворот сбегала тонкая струйка пота. Уже у самых дверей школы он перешёл на шаг и свернул в сторону парковки.

Он хотел просто пересидеть там несколько минут в тени школьного автобуса и заодно подумать, как бы отсюда понезаметнее выбраться. Но за парковкой, за какими-то хозяйственными строениями, в низинке он вдруг заметил кое-что, что показалось ему гораздо интереснее любых парковок.

На нежно-зелёной весенней траве — чёткая, будто впечатанная в зелень разметка бейсбольного поля. И под навесом, вдоль линии третьей базы, спиной к школе, — дагаут. Совершенно пустой.

Питер остановился, разглядывая открывшийся ему вид. Он взвешивал «за» и «против» не больше минуты. Конечно, надо двигаться вперёд, надо спешить. Но что, если синекурточный уже настучал в полицию? Тогда соваться сейчас на дорогу рискованно. Лучше он немного отдохнёт днём, а ночью легко всё наверстает, у него ведь теперь есть фонарик. К тому же он вдруг почувствовал, как сильно он устал. Выдохся. Выбился из сил.

Но главное — бейсбольное поле смотрело на него так гостеприимно, будто приглашало. На поле Питер всегда чувствовал себя отлично. А может, это был знак. Питер считал, что он не верит ни в какие знаки, но после вчерашних койотов он уже не был так в этом уверен. Он поправил рюкзак и сбежал вниз по склону.

Под навесом знакомые перемешанные запахи кожи, пота и жёваной жвачки приняли его в объятия как родного. Питер для начала переоделся в сменную одежду из рюкзака, набрал горсть красной глины, размазал по волосам — если у полиции уже есть его описание, он не собирается этому описанию соответствовать. Он наполнил термос водой из питьевого фонтанчика, выпил, снова наполнил. Залезая под скамью, он улыбнулся: Пакс, если бы ему понадобилась передышка, заполз бы сюда же — и укрытие, и хороший обзор.

Час, не больше, а потом он обогнёт школу с тыла — и выйдет на дорогу с другой стороны. К тому времени полицейские, если они его вдруг ищут, уже потеряют к нему интерес. Он подложил под щёку бейсбольную перчатку.

— Всего один час, — пробормотал он. — Я даже не буду закрывать глаза.

Глава 5

Это моя территория.

От неожиданности Пакс чуть не свалился со ствола поваленного дуба, на котором он дежурил и уже почти дремал: за весь день — ни одного существа крупнее кузнечика, а тут вдруг, откуда ни возьмись, ярко-рыжая лисица. Пакс никогда раньше не видел других лисиц, но он знал, что это лисица — только помоложе и помельче его, самка. Она держала уши и хвост торчком — инстинкт подсказал ему, что это значит: она ждёт от него покорности.

Я здесь охочусь.

Пакса охватило сильное желание броситься к своей временной лёжке и забиться в оставшиеся стебли молочая, но он сдержался: что, если его мальчик вернётся, а его нет? Он прижал уши к голове, показывая, что он никому не угрожает, но он не уйдёт. Лиса подбежала ближе, и он вдохнул в себя её запах — знакомый, почти как его собственный, но другой, диковинный. Она тоже принюхалась и недоверчиво ощетинилась, уловив запах человека; шерсть у неё на загривке встала иглами.

Пакс тоже родился с этим инстинктом недоверия, но что такое недоверие против доброты, особенно если её являют тебе щедро и постоянно? И особенно если ты только что пришёл в этот мир. Паксу было всего шестнадцать дней, когда Питер спас его — угольно-бурый меховой завиток, потерявший отца, потерявший мать, только-только разлепивший глаза. И он очень скоро научился доверять тихому, нескладному, длинноногому мальчику, который принёс его домой.

Лиса приблизила свою остроносую морду, ещё раз внимательно внюхалась и снова ощетинилась, остевые волоски блестели на солнце, как иглы.