|
В ответ на требования зажечь огонь перед образом Матери Божией, который дал Конрад, Батист возразил, что он является протестантом, что качка слишком сильная и потому зажечь огонь было бы трудно да и вдобавок это оскорбило бы пассажиров, придерживающихся иных верований. Католики, вспомнив о том, что обладающий решительным характером Мазо — итальянец, стали громко звать его, чтобы он, ради Господа, помог осуществить их просьбу. Но моряк сейчас трудился на баке, бросая в воду якоря; матросы вяло помогали ему, не понимая, к чему эта бесполезная предосторожность, ведь веревки не настолько длинны, чтобы достать до дна. И вдруг кто-то предположил, что на барк, наверное, наложено проклятие за то, что капитан намеревался взять на борт палача. По спине у Батиста пробежали мурашки, и кровь застыла в жилах.
— Думаете, вся причина в этом? — спросил он заплетающимся языком. Предрассудки всегда оказываются сильней, чем различия в вере. Теперь, когда вестфальца не стало, не оставалось сомнения, что их судно проклято из-за неудачного подбора пассажиров. Батист, запинаясь, лепетал различные оправдания и наконец, в растерянности, выдал опасную тайну. Весть о том, что палач находится посреди пассажиров, была встречена угрюмым, непроницаемым молчанием. Для темных, необразованных умов связь меж пребыванием палача на борту «Винкельрида» и разыгравшимся ненастьем была не менее непреложна, чем для математика его абстрактные выкладки. Люди эти почувствовали нечто вроде озарения, и зловещее молчание сменилось яростными выкриками: толпа требовала у владельца барка, чтобы он указал им палача. Уступая их требованиям и исходя из чувства собственной нравственной уязвимости, а отчасти под воздействием животного страха, Батист вытолкнул вперед палача, а сам скрылся среди пассажиров. Когда герр Мюллер, или, как его тотчас же определили и назвали, Бальтазар, предстал пред невеждами, охваченными суеверным страхом и яростью, на миг воцарилась тишина. Наподобие невозмутимого покоя, разлитого ранее над озером, она была преддверием ужасающего взрыва. Никто не произнес ни слова, ибо зловещее настроение, которым были охвачены все, невозможно было выразить; однако Конрад, Пиппо и двое-трое пассажиров посильней схватили мнимого оскорбителя водной стихии и подтащили его к борту. — Молись Деве Марии, чтобы спасти свою душу! — прошептал неаполитанец; религиозное рвение странным образом примешивалось к его ярости. Слова эти обычно говорятся теми, в чьем сердце милосердие и любовь; и все же, несмотря на проблеск надежды, Бальтазар почувствовал, что судьба его решена. Выскользнув из толпы, которая стеснилась меж мачтами, Батист наткнулся на своего закоренелого врага, Никласа Вагнера. Ярость, которая скопилась в его груди, вдруг нашла выход, и безумие совершенно овладело им. Могучий берниец схватил напавшего на него противника, и они принялись драться яростнее псов. Возмущенные и оскорбленные разыгравшейся сценой и не ведая, что затевается поблизости, ибо толпа была единодушна в своем приговоре, барон де Вилладинг и синьор Гримальди с достоинством и твердостью подошли, чтобы разнять дерущихся. В этот решающий миг ветер, отделив от рева толпы, донес до них отчаянный возглас Бальтазара; однако несчастный взывал не к Деве Марии, но к благородным господам, чтобы они спасли его. Сигизмунд ринулся вперед будто лев, но палач уже полетел за борт; однако юноша успел подскочить и поймать его, уже в воздухе, за края одежды. Чудовищным рывком он предотвратил падение. Вместо того чтобы свалиться в воду, Бальтазар рухнул на дерущихся противников, которые пошатнулись и свалились на Мельхиора де Вилладинга и Гаэтано Гримальди, отчего все четверо потеряли равновесие и полетели вниз, прямо за борт. Борьба двух встречных воздушных потоков прекратилась; на поверхность озера сверху обрушилась лавина холодного воздуха, и шторм начался.
И радуются с ними горы Необходимо вновь кратко обрисовать все события, дабы ясно представить себе их последовательность. |
