Разве на вашем ковчеге таких нет?
Офелия ограничилась неопределенным кивком, и Амбруаз снова удивленно посмотрел на нее.
– Я помог вам, а вы помогли мне. Теперь мы друзья.
Это заявление прозвучало так искренне, что Офелия не раздумывая пожала протянутую руку юноши. Вот тут-то она и поняла, в чем крылась главная странность: его правая рука находилась слева, а левая – справа. И судя по тому, куда смотрели носки его туфель без задников, с ногами дело обстояло точно так же. Офелия никогда еще не видела такой необычной аномалии, как будто Амбруаз тоже ухитрился когда-то застрять в зеркале.
– Если я устрою вас в качестве таксвиста, miss Евлалия, садитесь в мой экипаж!
Он повернул какую-то рукоятку, и за спинкой его кресла со скрежетом выдвинулась узкая скамеечка; Офелия неловко уселась на нее и чуть не упала, когда Амбруаз отпустил тормоз и «экипаж» рванулся вперед. Тряска была такая, что девушка ощущала под собой каждый встречный булыжник. Ей приходилось несколько раз покидать свое место, чтобы вызволить колеса, застревавшие между камнями. Большой зонт, плохо прикрепленный к спинке кресла, раскачивался под порывами ветра; его скрип заглушал мягкий голос Амбруаза, который что-то рассказывал, пытаясь развлечь свою пассажирку. Словом, поездка оказалась не очень-то комфортной, но Офелия забыла обо всех неудобствах в тот миг, когда кресло въехало на мост и Амбруаз указал ей своей «перевернутой» рукой на здание вдали.
Под бездонным небосводом высилась, пронзая море облаков, гигантская башня в виде спирали, увенчанная стеклянным куполом; она располагалась на ковчеге-спутнике, таком крошечном, что один ее бок висел над пустотой. Однако архитектурное равновесие было соблюдено настолько искусно, что это сооружение, вопреки всему, выглядело незыблемым.
– Это и есть Мемориал Вавилона, наше самое древнее здание, – объявил Амбруаз. – Его возвели еще до Раскола, но от той постройки осталась только половина. Ходят слухи, что там заключена коллективная память человечества.
«Память человечества», – повторила про себя Офелия. При мысли, что Торн, быть может, отправился именно туда, у нее гулко забилось сердце. Она перегнулась через спинку кресла, чтобы Амбруаз мог ее расслышать.
– Значит, только половина?
– Часть башни обрушилась в момент Раскола, но Лорды восстановили ее много веков назад. Я люблю бывать в Мемориале, там столько интересных книг! Я готов сидеть в библиотеке с утра до ночи! Обожаю чтение, а вы? Как-то раз даже сам попытался что-то написать, но, видно, я не только скверный таксвист, но и скверный сочинитель: увлекаюсь и все время застреваю на побочных темах. Только не подумайте, что Мемориал – какая-нибудь старая замшелая библиотека, miss Евлалия. Это самое что ни на есть современное книгохранилище, там есть и семейнотеки, и трансцендии, и фантопневматика! И все это создали Лорды!
Офелия понятия не имела, что такое семейнотеки, трансцендии и фантопневматика, но слово «Лорды» ей почему-то было знакомо. Потом она вспомнила, что видела его на всех рекламных плакатах, облепивших трамваи.
– А безглавый солдат? – спросила она. – Он у вас тут есть?
Амбруаз так резко нажал на рычаг тормоза, что Офелия ударилась головой об его затылок.
– Никогда не говорите так на людях, miss, – прошептал он, испуганно глянув через плечо на девушку. – Не знаю, как оно принято у вас, но здесь, на Вавилоне, действует Индекс.
– Индекс?
– Да. Это список всех слов, которые запрещено произносить вслух. Всех, которые имеют отношение к… ну, вы понимаете… – Амбруаз наклонился к Офелии и шепнул ей на ухо: – К войне.
У Офелии снова бешено застучало сердце. |