Ей больше не угрожают никакие депрессии.
Он легко поднялся с табуретки. Ким увидел, что на ногах у него растоптанные тапочки, те самые, которые предлагались родственникам, зашедшим в гости.
Выйдя вслед за гостем в прихожую, Ким на всякий случай встал в дверях комнаты, где спала жена. Мальчик, кажется, не обратил на это внимания — стоя на одной ноге и упершись тощим задом в дерматин входной двери, он завязывал шнурки на кроссовке. Шнурки были длинные, толстые и не очень чистые.
— Только, — сказал мальчик, выпрямляясь, — только, когда окончательно поверишь в мое существование… не ищи способов меня уничтожить. Потратишь время… Это первейший рефлекс — убрать неведомое, взорвать чужое, прихлопнуть непознаваемое. Но тебе же будет тошно от таких мыслей. Ты врач, а не убийца… А кроме того, я сказал тебе честно и совершенно искренне: если бы я выбрал путь модификации — все были бы уже счастливы, окончательно и давным-давно. И Арина, и ты… До свидания.
И он ушел, деликатно придержав пальцем язычок замка — чтобы щелчком не разбудить Арину.
Ким остался стоять в прихожей.
Глава 4
— Привет, brother, — сказал веселый голос в трубке. — У меня день рождения, я принимаю поздравления… Итак?
— Погоди, — сказал Ким, пытаясь разлепить веки (на часах было восемь утра, заснуть удалось только час назад). — Погоди… Какой сегодня день?
— Рабочий, — радостно уверил голос. — Скажешь, только что собирался мне позвонить?
— Я спал, — признался Ким. И прислушался к шуму воды в ванной: Арина уже поднялась.
— С чего бы это? — удивился голос. — Ах, ты же в отпуске, а я думала, ты, как всегда, забыл о нашем с Леркой дне рождения…
— Когда это я забывал о вашем дне рождения?!
— Чем орать, лучше поздравь меня ласково. И Лерке позвони прямо сейчас, а то она на работу уйдет.
— С днем рождения, Александра, — сказал Ким, потирая свободный от трубки висок. — Расти большая и красивая.
— Во-от, — голос в трубке был доволен. — Прости, brother, я честно не подумала, что ты еще дрыхнешь. Завтра в шесть у нас party, приходите с Аринкой к маме с папой, будем пить и безобразничать. Завтра в шесть, как понял, прием?
…Ким отлично помнил удивление, с которым отец сказал ему, вернувшись из роддома:
— Ты знаешь… Не братик и не сестричка.
— А кто?! — поразился семилетний Ким.
Отец со значением показал два пальца (как потом оказалось, он, почти не пьющий, в тот день опустошил объемистую бутылку коньяка):
— Две… две сестрички. Вот это номер!..
Арина проснулась в полвосьмого; как только она села на кровати, как только огляделась, протирая глаза, как только Ким поймал ее первый утренний взгляд — оказалось, что ей лучше. Еще некоторое время он боялся ошибиться — но Арина поднялась, улыбаясь, свободная от страхов и полная энергии: что сделать, чего купить, а не затеять ли пирожки…
— Пандем.
Темный экран телевизора засветился сам по себе, проявился, как фотография в кювете; с экрана смотрел тот, кого назвали по имени, и столь эффектное его появление заставило Кима ощутить внезапную усталость.
На кухне Арина, напевая, позванивала посудой.
— Уйди, — одними губами попросил Ким.
Экран погас. Вместо Пандема Ким увидел свое отражение — искаженное, будто в кривом зеркале.
Арина вошла, вытирая руки маленьким оранжевым полотенцем:
— Я вот подумала… Мне к врачу на двенадцать, а потом я могла бы зайти в универмаг и купить девочкам подарки. |