Вместо этого на заготовку дров и прочих необходимых вещей посылали обычных монастырских обитателей. Те собирали еду и топливо, новые свечи и дрова, оставляли здесь их на входе и уходили, так и не увидев лица того, кому это все предназначалось. Честно говоря, не особо-то и хотелось. Слава за Инквизицией ходила жутковатая. И пытают, мол, ни в своих подземельях до умопомрачения, и мучают, и индульгенция у каждого из них на несколько убийств во имя веры от самого патриарха…Вообщем организация никогда не вызывала желания познакомиться с ее работниками поближе, но отце Матвей рискнул обратиться именно к ним. Почему-то ему казалось, что над его сном никто там не засмеется, дураком старым, совсем выжившим из ума никто не выставит его, а, возможно даже чем-нибудь помогут.
– Отец Матвей!
– Цель Вашего прибытия в Святую Инквизицию?
– Мне надо…Я хотел бы…– замялся он, не совсем понимая, что нужно говорить в этот момент.
– Ясно!– кивнули ему. Дверь распахнулась, и он оказался в узком, как пенал кабинете, украшенного резными деревянными панелями с изображениями сцен библейских сюжетов. В уголке стоял стол, за которым важно щурясь при тусклом свете пары свечей сидел молодой послушник в рясе, что-то записывая.
– Вы к кому?– поднял он глаза на отца Матвея, выдержав значительную паузу.
– Я…мне…– снова заблеял батюшка. Проклиная себя за то, что вообще решился сюда придти.
– Ясно!– так же неопределенно кивнул послушник и громко прокричал:
– Отец Кирилл! К вам пришли…
Священник, и сам толком неопределвишийся, что хотел от этого посещения, только удивился прозорливости, хмыкнув.
Резная панель, на которой была изображена сцена изгнания Адама и евы из Рая, отъехала в сторону, и на пороге появился довольно крепкий молодой человек, мало похожий на всех тех служителей Господа, которых отцу Матвею раньше приходилось видеть. Он был высок, по-спортивному сложен. Острый цепкий взгляд и рубленые короткие фразы выдавали в нем человека, которому не впервые проводить опрос или, страшно было подумать, допрос.
Он усадил батюшку на стул, напротив секретаря, не обращая более на того никакого внимания, и начал опрашивать.
– Как вас зовут?– начал он, глядя прямо отцу Матвею в глаза. И от этого взгляда по спине священника побежали ледяные мурашки. Ему показалось, что серые зрачки прошивают его насквозь, проникая в самые потаенные и тщательно скрытые уголки его души.
– О-о-отец Матвей…
– Отлично! Вы в Обители почти десять лет. Полностью лишены карьерных амбиций, пришли сюда, чтобы искупить вину свою и вымолить прощение. Не у себя…Себя-то вы простить никогда не сможете! Перед женой…
Батюшка испуганно всхлипнул. Откуда он мог знать, что десять лет назад, его беспечность за рулем привела к тяжелейшей аварии, в которой погибла его супруга?
– Да…Вы правы!
– Отлично!– кивнул, отстраняясь, инквизитор.– Теперь говорите!
– Мне снятся сны…Очень часто…
– Сны снятся многим!– коротко отрезал Кирилл.– Немногие с ними ходят в инквизицию…
– Я видел смерть…
И он рассказал об эпидемии, об его собственных изысканиях в библиотеке, о цыганских кознях и мечтах об установлении царство дьявола на земле через черное колдовство. Весь рассказ занял почти сорок минут, в течении которых отце Кирилл его внимательно слушал и не перебивал, даже не задавая уточняющих вопросов, лишь иногда кивал в особенно странных моментах, делая какие-то пометки в блокноте. После того, как батюшка закончил, почувствовав непередаваемое облегчение, словно камень с души свалился, он спрятал блокнот во внутренний карман рясы, коротко приказав:
– Мы вас услышали, отец Матвей. |