С этим живут десятилетиями.
— Какой процесс?
— В артериях, питающих сердце, откладываются шлаки, образовываются так называемые склеротические бляшки. Просвет артерии суживается, и в момент напряжения приток крови становится недостаточным. Придется немного следить за нагрузками, не делать резких движений.
Ничего себе — во что же это превратится моя жизнь! Учитывая, что эта «небольшая» депрессия возникла в тот самый момент, когда я… в голове у меня трагически зашумело.
— После определенного возраста, в районе пятидесяти, ишемическая болезнь сердца довольно частое явление.
Это она старается меня успокоить. Это у них такой врачебный метод, я еще по книжке Трешкур заметил: «Если вам поставили диагноз мерцательная аритмия, знайте, что вы не одиноки». Странный метод. Как будто мне должно стать легче, если я узнаю, что еще очень многие мучаются такой же хворью.
— В моем возрасте такое часто встречается?
— Да, конечно, причем многие просто не знают, что у них артерии забиты, отсюда и внезапные смерти. А вы знаете.
И странно — мне стало легче.
— А может…
— Может, может техника ошибаться. Не исключено, что ничего там у вас и нет. Болей вы ведь не ощущаете.
— Но…
— Есть только один стопроцентный способ выяснить состояние ваших артерий — коронароангиография. — Она отвела взгляд в сторону. — Но это довольно дорого.
По дороге домой я зашел в книжный на Русаковской. Купил книжку об ИБС. Полупопулярную. Провалившись дома в кресло, углубился. Тошнило от самого факта, что я вынужден теперь примерять к своей жизни рецепты инвалидного поведения. Оказывается, нельзя мне отныне резко вставать, поднимать самые нетяжелые тяжести, бегать; баня, выпивка — все нельзя! Книга настаивала на выхолощенном, убогом составе питания, но, насколько я понял, не гарантировала, что соблюдение всех этих правил заметно удлинит мою жизнь. Все время теперь мне следовало таскать с собой лекарство. Приступ стенокардии мог схватить меня даже всего лишь оттого, что я вышел из теплого дома на мороз. Причем в моем случае приступ этот даже не предупредит меня соответствующей болыо. Короче, умереть я могу в любую секунду. Положение не просто ужасное, но еще и дурацкое. Осторожничать совершенно, судя по всему, бессмысленно, плевать на все эти ограничения — смертельно опасно.
Когда я дошел до последней степени тоскливого раздражения, раздался телефонный звонок.
Тесть:
— Ну что, аритмия?
Откуда этот жилистый черт все знает?!
— Н-да, Петр Михалыч, она.
— Сколько их у тебя?
Удивительно, но я сразу сообразил, о чем речь.
— Тринадцать. В сутки.
Самодовольный хохот на том конце провода.
— А у меня шестьсот пятьдесят. И уже двадцать лет. Было триста.
Опять он меня срезал. Обошел по всем пунктам. Никогда и ни в чем я его не превзойду. Интересно, если я попаду под машину, чем он мне ответит? Залезет под танк?
— Налей себе стопарик и наплюй на все.
Собственно, у тестя этот совет подается к любой жизненной ситуации, и его личный пример доказывает, что совет этот почти всегда правильный. Но я не послушал старика.
К моменту появления Ленки я был человек без лица.
— Что с тобой?!
— Три буквы, — черно пошутил я, но по лицу супруги было видно — она не верит, что мне весело.
— Что?
— ИБС.
Ничуть не утешающие утешения. Впрочем, Ленка недолго донимала меня, видимо понимая, что скорбные сетования — подбрасывание топлива в костер. Скучный вечер. Купленная книжка прочитана дважды — от одной бумажной корки до другой — в поисках путей спасения от описываемой напасти. |