Галочка, Галочка… Дерзкая, шумная… Она грызла ногти и яблоки, почти не умела готовить. Зато в постели-и-и…

– О чем задумался, Маргадон? Обиделся?

Виталий Викторович очнулся от некстати нахлынувших воспоминаний, строптиво повел плечом.

– Не куксись. Сейчас приедем и обо всем поговорим.

– Куда приедем?

– Так, в одно место. Пообедаем. Я голоден как волк.

Виталий Викторович хмыкнул. Петруша точно – волк. Он голоден, даже если сыт. Точнее – ненасытен. Крепкими белыми зубами он выгрызает лучшие куски: дома, красивых женщин, автомобили меняет чаще зонтов… Ему не требуются уловки, он не боится встретить свое отражение в зеркалах до пола, он бился в школе со старшеклассниками на равных, защищая натюрморт из брата…

Виталий Викторович повозился на сиденье, втянул живот, расправил плечи. Сюрприз-приключение начиналось экстравагантно, но терпимо. Возможно, в этом соль. Необходимая приправа.

Как оказалось чуть позже, с неожиданностями брат переборщил. Привез привередливого братишку в заведение общепита с заоблачными ценами и набором дежурных блюд, коими приличный ресторатор не угостил бы и дворовую собаку. И даже злейшего врага с его собакой.

Заведение располагалось на втором этаже новомодного торгового центра – стекло, фонтаны, мрамор, позолота, эскалаторы. Брат занял столик у огромного, односторонне прозрачного окна и, положив на скатерть рыжую кожаную папку, предложил Виталию располагаться рядом.

Виталий Викторович сел. Одним пальчиком поправил скатерку, отцентровал салфетку и собрал личико в гримасу, подчеркивая, как сильно удивлен и недоволен.

– Обедать будешь? – спросил Петруша с деланым (а может, и настоящим) весельем. Виталий Викторович добавил в гримасу капельку уксуса.

– Как знаешь. Борщи тут отменные. – И жестом поторопил, подзывая к себе официанта.

Сделал заказ, попросив прежде всего принести по сто пятьдесят коньячку.

– Ты за рулем, – напомнил старший брат, как только расторопный официант отправился выполнять указание.

– Можешь считать, что уже нет, – беспечно отозвался Петр. – Машину я оставлю. Заберем только твой чемодан.

Четкие фразы нарисовали картину: несчастное забытое чудовище пылится среди лакированных собратьев и ждет эвакуатор, оскорбляя соседей видом, запахом и стилем.

Петр поставил локти на стол, посмотрел на Мусина и, сразу став пугающе печальным, произнес:

– Прости, Витюша. Я закрутился, надо было давно с тобой поговорить, но извини… Действительно – ни минуты свободного времени.

– У нас что-то случилось, Петенька? – тихо спросил Маргадон, пораженный редким событием: брат извинялся. – Что-то плохое?

– Нет, – покачал головой только что лишенный поста гендиректор и неожиданно улыбнулся. – Отнюдь, брат мой, отнюдь. У нас все хорошо! Отлично! Я, брат, влюбился! – И добавил опасной в его возрасте мечтательности в голос: – Впервые. Вдрызг. Наотмашь.

Наотмашь словно ударили Виталия Викторовича. Он откинулся, собрался сказать что-то подобающее обстоятельствам, но в этот момент к столику подошел официант с подносом. Мусин дождался, пока на столик перед ними выставят коньяк, лимон, тарелочку, украшенную бутербродами с семгой, и налег грудью на край стола.