— Наша тренировка начинается с разминки, верно? — не дожидаясь ответа на этот вопрос, он сразу же продолжил:

— Длится разминка час, иногда — полтора. Затем мы отрабатываем формальные комплексы — ката, и только на третьем часу переходим к повторению уже изученных приемов и усвоению новых. К этому времени, — наставник поднял указательный палец, — ваши мышцы уже устали, они не действуют и “отключаются” сами по себе, — он обвел детские лица внимательным взглядом и продолжил:

— Так вот, основная наша работа — собственно тренировка — начинается в самом конце того, что мы привыкли называть тренировкой. Специальная система упражнений, выполненных перед этим, избирательно утомляет те мышцы, которые не нужны для отработки технических действий, и.” Понятно? — улыбнувшись, спросил он.

— В общем да, — за всех ответил Родион. — А вот я еще хотел…

— В следующий раз, Родя, — мягко остановил его учитель. — В следующий раз, хорошо?

Мальчик кивнул — без обиды, с пониманием того, что у учителя сегодня наверняка есть важные причины для того, чтобы отказаться от ответов на его вопросы.

— Во вторник, да? — уточнил он. Наставник кивнул.

— Следующая наша встреча — во вторник, — повторил он уже громче, обращаясь ко всем остальным. — Не забудьте про утреннюю зарядку и пробежку по вечерам. Валера, постарайся курить поменьше…

Последнее относилось к конопатому четырнадцатилетнему крепышу, которого и сам учитель, и другие ребята уже не раз видели с сигаретой в компании учеников старших классов.

— Но вы же курите… — возразил тот.

— Не сравнивай, Валера, — парировал учитель. — Сначала я достиг всего, что умею, а потом закурил. Ты же делаешь наоборот — а это значит, что ты ничего не достигнешь, только зря искуришься.

Конопатый хмуро кивнул.

Учитель поклонился ученикам, они — ему. Встав из дэдзэн, дети быстро покинули зал, стараясь не особенно шуметь и вести себя сдержанно, как и подобает настоящему воину.

Идти от школы, где он проводил занятия, до интерната, в котором ему дали одну маленькую, но зато пристойную комнату и кухню, было минут пять — семь, но он прошел это небольшое расстояние медленным шагом, стараясь надышаться свежим морозным воздухом.

На середине пути он вынул из внутреннего кармана куртки пачку дешевых папирос “Десант” и, закрыв спичку от ветра в кулаке, прикурил. Вспомнил замечание конопатого Валерки и слабо улыбнулся, чувствуя, как греет пальцы горящая сигарета.

Дым, который он выдыхал, казался синим в прозрачном воздухе. Он извивался причудливыми струями, тянулся вверх, к высыпавшим на небе звездам и быстро развеивался под порывами несильного, но колючего ветра.

Войдя в вестибюль интерната, он несколько минут поболтал о политике да о погоде со словоохотливым вахтером Данилычем, угостил его сигаретой и пешком поднялся на свой седьмой этаж, ничуть не запыхавшись.

Защелкивая за собой дверь темной прихожей, в которой тяжело было развернуться, не задев плечами стен, он вздохнул, ссутулил плечи и снова позволил себе стать самим собой. Здесь, за закрытыми дверями, на своих шестнадцати квадратных метрах, учитель физкультуры и руководитель школьной секции рукопашного боя Мышкевич Николай Авдеевич исчезал, а вместо него появлялся Панкрат Суворин, человек, который в последнее время все чаще хотел навсегда забыть о собственном существовании.

Он не торопясь выполнил отработанные до автоматизма действия: разделся, принял душ и приготовил кофе. С чашкой обжигающего напитка в руке он прошел в свою единственную комнату, опустился в кресло и, сделав маленький глоток горькой бодрящей жидкости, включил музыку… Как всегда на протяжении последних четырех лет — “Реквием”.