Возможно он ничего не слышал, но отлично помнил тот момент, когда Шаман, перед тем как театральным жестом скинуть свой балахон, снял рюкзак и устроил у стены. Блок управления находился в рюкзаке. Если Захар принесет его Базуке, то это станет вишенкой на торте. Базука спросит о любом его желании, а желание его будет только одно: жениться на Лилит, матери Альки, и жить семьей. Женщины из обслуги на ферме жили недолго и заканчивали жизнь в биореакторе. С Лилит это будет не так.

Рюкзак обнаружился совсем не там, видно отбросило взрывной волной, либо в запале кто — то отправил пинком подальше, но он его нашел. Дрожащими руками вскрыл и достал блок. Это была свобода! Свобода его, Лилит и Альки!

Бережно прижимая блок, стал перелезать через тела обратно к выходу. Душа его пела, всё получилось, как они планировали с дочкой. Хоть ей всего 10, но она умна не по годам.

Я даже увижу ее невестой, возликовал он.

Потом он открыл дверь, вышел наружу и от его оптимизма сгинул без следа.

Мой друг Базука.

Захар застыл, прижимая блок управления словно собственную печенку. Напротив, выстроились в ряд ощетинившиеся автоматами фермеры. В центре Базука и… Лилит.

— Иди ко мне, мой мальчик! Я переживал за тебя и рад, что ты жив! — радушно воскликнул Базука. — Что у тебя там в руках? Это то, что я думаю, мой юный друг?

Захар насторожился. Он с детства тусовался с фермерами и знал, какие это ублюдки.

— Почему она здесь? — крикнул он, не делая попытки приблизиться.

— Девочка хотела лично увидеть твой триумф!

— Пусть сама скажет! — на самом деле, без разницы, что скажет Лилит, надо потянуть время и определиться с планом дальнейших действий.

На самом деле у него не было ни времени, ни плана, ни дальнейших действий. Базука приставил к голове Лилит пистолет.

— Не дури, Захарка, тарань прибор сюда! — велел Базука, разом заговоривший нормальным языком.

— Я все сделал, как ты просил! — в отчаянии крикнул Захар.

— Естественно! — пожал плечами Базука. — Еще бы ты не сделал! Только я не просил, а приказал тебе, тварь!

— Ну зачем же обзываться! — раздалось от двери. — Мы же культурные люди!

Шаман, словно принявший кровавый душ, только белки глаз были белыми, вышел и остановился рядом с Захаром. Разгрузки на нем не было, а тельняшка и брюки, создавалось полное впечатление, что расплавились, свисали клочьями.

— Что со штанами, сын мой? — издевался Базука. — Обверзался?

— Это от радости от встречи с тобой… Боже мой! — Шаман не верил глазам.

— Узнал, курилка! — недовольно проговорил Базука. — Значит, не впал еще в старческий маразм! Врали мне святые угодники!

— Каллум Прайс!

Это был его куратор. Стало понятно, что он не человек. За прошедшие 87 лет он нисколько не изменился, такой же солидный и уверенный, идеально расчесанный пробор профессионального фашиста, аккуратная одежда педанта, новая, выглаженная. Только пистолет в руке портил впечатление, а так вполне мог сойти за пресс — секретаря, дурилку картонную.

— Ты поизносился, Эдди! — сочувственно проговорил Прайс. — Нос вырос, а был аккуратный. Рос, рос, на семерых вырос!

Бойцы засмеялись. Шаман вздохнул, их было слишком много, чтобы убить всех разом.

— Зато тебя похоже в спиртовом растворе держали, Каллум! — крикнул он.

— Это грубо! — Прайс сделал вид, что обиделся. — Я сейчас дам отмашку, и через вас можно будет макароны процеживать!

— Вообще то я люблю картошку! — уточнил Кулебакин.