Вернуть свое — больше меня ничего не интересует. Я не стяжатель. Женщины, фирмы, дома, машины — я люблю их во множественном числе, но ради них самих, люблю постоянно освежаемые воспоминания, открывающиеся возможности, новые альтернативы, служение многим сразу. Все, о чем я прошу моего брата, — фигурировать вместо меня в организационных схемах и административных советах, следить за тем, чтобы квартиры моих женщин были оплачены, мои машины оставались на ходу, а замок — возрождался. Брату хорошо, он счастлив. И это справедливо: он был для меня не только братом, он был моим богом, моим героем. Пять лет, проведенные в детском доме, превратили его в бледную тень, сломали. Я привел его в порядок. Не выношу, когда у меня отбирают что бы то ни было.

Демонстрируя свое неодобрение, директора медленно, один за другим, поднимаются с мест и снова рассаживаются вокруг стола в зале, где стойко пахнет кисловатым моющим средством. Каждый представляется, обозначает свою роль на предприятии и стоящие перед ним задачи. Одна из самых досадных помех в моей работе: менеджеры вечно говорят «я делаю вот что» вместо «я нужен вот для чего». Неспособность увидеть себя в общем процессе. А эти вообще хороши: их предприятие, оказывается, два года буксует исключительно из-за нехватки снега. И пошло-поехало: загрязнение окружающей среды, озоновый слой, парниковый эффект. Спасти лыжную индустрию должно правительство. Ввести новый налог.

Я, не перебивая, слушаю их бредни, сливающиеся в монотонный гул. Чувствую эрекцию. До чего же хочется посадить Коринну сверху и медленно войти в нее, лежать, закинув руки за голову на мягкой подушке, пахнущей тимьяном, и смотреть, как она ласкает себя под расстегнутым боди, видеть ее груди, колышущиеся на фоне окна за Синими занавесками, между которыми проглядывает кладбище Пер-Лашез. Вывод: все работают слаженно и гармонично, подразделения находятся в постоянном контакте, на предприятии царит атмосфера товарищеской взаимопомощи и общности интересов. Коринна кончает первой и наблюдает мой оргазм: ей нравится так, и я догоняю ее. Все приведенные данные свидетельствуют, что проблем во внутренних взаимоотношениях, требующих вмешательства консультанта, не существует. Я не возражаю. Теперь я возьму ее сзади, многократно повторившись в зеркале ванной комнаты и стеклах книжного шкафа напротив. Директора ждут со своими раскрытыми папками, — неуязвимые, готовые отвечать на мои каверзные вопросы.

Я благодарю их и предлагаю сыграть в кубики. Уже вошел мой брат: он открывает в гробовой тишине ящичек, который поставил прямо на чьи-то папки. Его руки перепачканы смазкой. У «Бентли» барахлит зажигание: как бы нам опять не пришлось возвращаться домой на буксире. Жак, раздавая каждому по кубику, шлет мне успокаивающий взгляд специалиста.