Пошел дождь. Капли на ветровом стекле: это плачут фонари. Прямо поэт, да и только. Мне хочется сейчас говорить Коринне глупые, нежные слова, которые стали бы нашими секретами, условными сигналами, ритуалами. Вместо рагу из телятины. Но я говорю мало. Я так часто лгу, что молчание — мое лучшее убежище. И ничего другого я не хочу. Такая жизнь мне подходит: это в каком-то смысле призвание, внутренняя потребность, которую я никогда не ставил под сомнение. Думаю, две из шести моих теперешних женщин со мной счастливы. Одна меня любит, вторая до нашей встречи была девственницей. Как обычно, я хочу оставить по себе прекрасные воспоминания и потому уйду от них в тот момент, когда их чувство ко мне не будет ничем омрачено. Мне ведь не нужна их любовь, мне нужно жить для них, радовать их. Не надеясь что-то получить взамен, просто так. Но именно это удерживает меня на земле.

Вытряхиваю пепельницу за окно и снова вытягиваюсь на откинутом сиденье. Я больше не пытаюсь вспомнить твой код, Коринна. Я проведу ночь перед твоим подъездом, а потом позавтракаю холодной телятиной. Меня уже одолевает сон, когда дверь вдруг открывается. Цифры я запоминаю плохо, зато у меня хорошая память на предметы. Я узнаю зеленый зонтик, который не задерживаясь проплывает мимо. Спасибо, Коринна. Спасибо, что не постучала в окно знакомого тебе «Бентли», в котором ты попросила меня заняться с тобой любовью не далее как в прошлый четверг. Я отказался: не надо смешивать разные вещи. Женщина — это женщина, а машина — это мой отец.

У тебя черные глаза, Коринна, теперь я вспомнил. Мне будет недоставать твоей гримаски наказанной девочки, твоих выпяченных губок, твоих грудей в вырезе боди, когда ты сидишь на мне верхом. Ты оставляешь меня наедине с самим собой, с моей нелепой системой ценностей, а именно этого я и хочу. Расставание всегда сулит больше неожиданного, чем встреча. Потому что в этот момент видишь человека без прикрас, а не очередное новое лицо, нарумяненное твоим желанием. Ты мне нравилась, Коринна, прощай. Завтра у меня будет ломить тело, а в сердце останется нежность: она не исчезнет и тогда, когда ты меня забудешь.

В два часа к кому-то из жильцов приехала «Скорая помощь» — пришлось уступить место. Где скоротать остаток ночи? У меня есть ключи от нескольких квартир, но живущие там женщины уже спят. Я не люблю знакомиться в барах, не люблю спать и не люблю будить людей. Остается мой офис.

Останавливаю «Бентли» посреди Елисейских Полей, на центральной полосе, предназначенной для такси. Двузначный номер защитит меня от эвакуатора. Пересекаю проспект, встречая на своем пути запоздалых гуляк, легавых в штатском и мятые упаковки из «Макдоналдса». Одно из моих убежищ, откуда я раскидываю сети, находится здесь, в старом здании торговой галереи, пропахшем лакрицей и типографской краской. Высокие потолки, опущенные жалюзи магазинов, дежурный свет, унылые плиточные полы в холле, правый лифт в конце коридора, пятый этаж, по коридору налево.

Элизабет предоставила мне офис, телефон и картотеку в своем рекрутинговом агентстве, через которое проходят лучшие топ-менеджеры. Анализируя движение кадров, спрос на рынке труда и характеристики соискателей, я делаю выводы о состоянии предприятий. Заодно, прислушиваясь к злобным откровениям уволенных, собираю ценную информацию о слабостях того или иного патрона или его тайной стратегии, — потом этими сведениями, при моем посредстве, смогут воспользоваться его конкуренты. Когда-нибудь, если доживу до старости, я женюсь на Элизабет. Мы составляем хороший тандем в бизнесе и недурную пару в постели, мы очень похожи и слегка друг другу надоели, что иной раз помогает нам обоим ладить с совестью.

В пустых кабинетах поскрипывают покрытые ковролином полы. Я прижимаюсь лбом к оконному стеклу. По размытому массивному силуэту серокрылого «Бентли» пробегают отсветы мелькающих фар. Сверху он похож на уснувшего циркового слона.