– Нет. Что-то вроде охранных частей. Так написано официально. Но с правом стрелкового оружия… и, конечно же, его применения в рамках закона.

– И с кем же они воевать собираются?

– Спроси что-нибудь полегче. Может, с рэкетом, – задумчиво предположил майор Лавров. – Хотя какой теперь в России рэкет… Может, с другими хозяйствующими субъектами. А может, просто «для крутизны» каких-то пацанов вооружают.

– А я думаю, что для каких-то феодальных междоусобиц, – подвел черту Шилов. – Пусть для начала научатся пожары на своих объектах тушить.

– А еще лучше – не допускать возгорания, – справедливо пожелал Батяня.

– Потом, может, свою прокуратуру организуют, свои суды… своих ментов? И вообще, «Газнефть» – это акционерная компания. То есть негосударственная. Какого, спрашивается, черта наши ребята должны рисковать своими жизнями из-за чьих-то чертовых дивидендов?

Майор Лавров тяжело поднялся, неторопливо закурил и очень внимательно взглянул на собеседника.

– Паша, я тебе уже сто раз говорил. Мы – регулярная армия. А ВДВ – самая что ни на есть элитная и боеспособная ее часть. Нам дали приказ? Вот мы его и исполняем. А все, что касается остального, – пусть командование решает.

А радист, потирая легко обожженную кисть руки, уже разворачивал установку спутниковой связи. На этот раз приказ прозвучал однозначно: занять оборону и ждать подкрепления. При этом нефтяную трубу следовало беречь как зеницу ока, а в случае нападения – лечь за нее костьми.

Десантники, наскоро позавтракав сухпаем, грамотно рассредоточились в обгоревшем леске. Батяня взглянул на часы – до рассвета было еще далеко. Как долго следовало ждать подкреп– ления, нападения каких террористов опасалось командование – он, конечно же, не знал. Но знал лишь одно: приказ, каким бы он ни был, следовало выполнять в точности…

Этот особняк на попсовой Рублевке почти ничем не выделялся из сотен таких же. Разве что камер наружного наблюдения было больше, да заборы повыше. Особняк этот принадлежал Галине Спивак, бывшему вице-премьеру правительства (еще при другом, ныне уже полузабытом премьере), бывшему губернатору, а сейчас – рядовому депутату Государственной думы.

Сама Галина Федоровна бывала здесь довольно редко, предпочитая жить в собственной квартире с видом на Кремль. Постоянной обитательницей этой загородной резиденции стала ее дочь Клавдия, известная всей России по гламурному реалити-шоу, которое вела. Шоу это, идущее по субботам на одном из молодежных музыкальных каналов, было едва ли не самым скандальным за всю историю российского телевидения. Основной его темой были исключительно скандалы: аборты поп-звезд уровня выше среднего, любовные романы гламурных педерастов, а особенно – сексуальные извращения во всех доступных и недоступных формах.

Сказать, что российская публика не любила Клаву Спивак, – ничего не сказать. Народ, особенно женщины в провинции, дружно плевался в экран, едва в нем появлялась главная героиня в попсовом прикиде, с трубкой «Верту», усеянной цейлонскими изумрудами, с подчеркнуто развязными манерами. Однако такова судьба многих «героев манежа» в современной России: чем больше их хулят, тем выше их рейтинг.

Реалити-шоу работало без сбоев, как коллекционный швейцарский «Брегет»: останкинские профи знали свое дело. И хотя Клава зарабатывала немало, деньги ее особенно не волновали: как и всякую прирожденную «героиню манежа», ее волновал исключительно рейтинг, и даже не рейтинг ее передачи, а свой собственный.

Но за все, включая рейтинг, приходится платить. У Клавы Спивак, как и у многих людей из ее круга, совершенно не было друзей – компаньоны, деловые партнеры, прихлебатели и многочисленные любовники в счет не шли.