— К сожалению, у нас есть только старая фотография этого человека. Еще до того, как его машину взорвали. Возможно, после взрыва его внешность слегка изменилась. Но пока сходство между вами просматривается отчетливо. Это даже командование в Москве отметило. А там сидят люди опытные.

— Есть у меня все же сомнения относительно идентичности, — слабо возразил я, не желая признавать себя за откровенного урода.

— Одевайся, старлей, — приказал подполковник Велеречивый. — Мы все не видим своего сходства с обезьяной, хотя произошли от нее.

— Извините, товарищ подполковник, человек православный, — показал на украшающий мою шею крест на тонкой, почерневшей от пота бечевке, — уверен, что человека создал Господь. Хотя допускаю, что отдельные люди произошли именно от обезьяны, — при этом осмотрел подполковника с головы до ног. — Когда телевизор смотрю, что иногда случается, думаю, что потомков обезьян среди людей очень много. Особенно среди представителей эстрады. И вообще теория Дарвина — вчерашний день. Большинство ученых давно от нее отказались. Даже многие ученики и соратники самого Дарвина. Те связующие звенья между видами, которые, как надеялся Дарвин, будут впоследствии найдены наукой и подтвердят его теорию, не найдены… Теория давно рассыпалась, хотя ее еще и преподают в школе. Но школьная наука всегда настолько неповоротливая, что стыдно. И здесь никакой спецназ помочь не сможет, поскольку наши учителя воспитывают детей по программам, устанавливаемым министерством, а наши министры, как известно, созданы только для того, чтобы главе кабинета нравиться, на остальное они не способны. Не приставишь же к каждому министру по спецназовцу в целях воспитания…

Подполковник Велеречивый, выслушав мою речь, спорить не стал, только посмотрел зверски и плечами передернул.

— Короче говоря, — подвел итог полковник Звенигородский, — крест твой нательный тебе, вероятно, скоро придется снять на время. Это приказ. А пока готовься к командировке в Москву. За тобой завтра утром высылают самолет. Не за каждым самолет высылают. Должен понимать. И осознать важность задания, которое тебе предстоит выполнить. Напоследок только один, но важный вопрос. Я, конечно, твою медицинскую карту изучил. Но вопрос все же задам. Пока ничего объяснить не могу, сам потом все со временем узнаешь. Желудок у тебя как, крепкий? Никакими заболеваниями не страдаешь?

— Никак нет, товарищ полковник. Могу тридцать три дня сырой землей питаться и вместо чая запивать соляркой. Даже без пива. И ничего…

— Ладно. Готовься!.. Как самолет из Москвы вылетит, тебе сообщат. Ты к взводу в какое время приходишь?

— В пять утра.

— Думаю, самолет будет чуть позже. Готовься, короче говоря. Ко всему готовься. И к татуировкам, и к слабости желудка. Больше ничего сказать не могу, да и сам ничего толком не знаю. Но тебя на фотографии этой узнал именно я. Там, в Москве. Случайно увидел и узнал. Удивился только татуировке. У нас это вроде как не приветствуется. Будь мне благодарен за возможность…

— Прочистить желудок… — за командира бригады закончил фразу начальник штаба.

Классические угрожающие нотки в голосе классического людоеда меня не смутили.

— В пять утра я увожу взвод на пробежку.

— Оставь дневальному свой номер и трубку с собой возьми.

— Она у меня всегда с собой.

— И хорошо. Как вызовут, сразу — к начальнику штаба, — полковник кивнул в сторону подполковника Велеречивого. Тот хищно улыбнулся и сверкнул глазами. — Все понял?

— Так точно, товарищ полковник…

Утром перевел трубку в режим «виброзвонка», чтобы не пропустить момент, когда мне будут звонить, и засунул себе в уши наушники.