А связь времени и пространства, по сути своей, слышал когда-то, и является знаковой величиной человеческой жизни на земле. Разрушение этой связи разрушает земную жизнь. Вторая мысль была связана с той нитью, что тянулась от меня к дороге под деревом, где осталось мое тело. Вспомнилось, как читал какую-то книгу о шаманах. Шаман во время своего «путешествия» в астральный мир остается связанным с телом, которое он оставил, тонкой нитью. И если какой-то другой злой шаман эту нить увидит и перерубит, первый шаман никогда уже не сможет в свое тело вернуться. Его тело умрет. Подумалось, что мое тело, связанное нитью со мной, наверное, еще живо. Хотя мне, православному христианину, нехорошо думать о шаманстве, но понимал какой-то глубиной своей сущности, что в мире существует множество вещей, о которых моя вера просто не говорит. Но она же не говорит, что этого не существует! Значит, это может существовать! И пусть шаманство — язычество. Но и там есть какие-то кусочки правды, наверняка есть. Как, наверное, и кусочки неправды в моей вере, которая два тысячелетия осмысливалась и переосмысливалась не самим богом, а людьми, которые вкладывали в веру свои ощущения и понятия, и никто не скажет с точностью, насколько эти понятия были верными.
Мысли приходили и уходили в то время, когда я передвигался в пространстве с сумасшедшей скоростью. Одно знал точно: направляюсь вверх — к богу. Это утешало. С богом я не одинок. И он там, наверху, тоже не одинок. Мне следовало только до конца преодолеть тоннель. Может быть, там, на выходе, и оборвется нить, что за мной тянется. И тогда душа от тела отделится. Я не знал этого точно. Что будет, то и будет, не мне решать, чем все закончится и что меня ждет.
Ощущение того, что я оказался вне времени, видимо, было верным. Казалось, будто бы бесконечно долго лечу с высокой скоростью по прямоугольному тоннелю. Полет завершился стремительно.
Я не смог уловить момента, когда тоннель закончился, и, не испытав совершенно никаких перегрузок, оказался стоящим на ногах на твердой земле, покрытой удивительного цвета травой. И все цвета вокруг меня были такими удивительными, сочными и яркими, что оставленная мною только что земная жизнь казалась отсюда, сверху, серой и бесцветной. От окружающей красоты о связующей нити забыл. Непонятно откуда прямо передо мной появился человек. Он куда-то шел; не услышав приглашения, вдруг понял, что должен за ним идти. Он — мой проводник в этом мире. Смотрел ему в спину, разглядывая непривычную для моего взгляда одежду — длинный средневековый кафтан, расшитый каким-то золотым узором, круглую шапку, явно средневекового образца. Где-то в современном городе человека в таком одеянии сразу отправили бы в психбольницу. Но здесь подобная одежда выглядела вполне уместной. Наверное, мы прошли много, хотя усталости от пути я не ощутил, а понятие «много пройти» появилось у меня в голове потому, что я сначала издали увидел среди прекрасного зеленого поля со множеством ярких цветов здание, чем-то напоминающее православный храм. И не заметил, как мы преодолели это расстояние. Увидел издали, но очень быстро оказался рядом.
Храм был внешне слегка странен. По обе стороны от него уходила стена высотой в человеческий рост, может быть, даже слегка повыше, и стена уходила за горизонт в обе стороны, словно бы перегораживала пространство, отделяя одно измерение от другого. Перед арочной высокой и тяжелой дверью, плотно закрытой, кстати, было крыльцо из белого мрамора высотой всего в одну ступень. Мой проводник взошел на крыльцо и взялся рукой за кованое кольцо на двери. Даже после смерти я все равно оставался военным разведчиком и не мог не заметить, что это за рука. На руке было несколько перстней с драгоценными камнями. И сама рука была белой, не натруженной, и в то же время внешне сильной. Это была рука воина и знатного человека из далекого прошлого. Такого же далекого, как и его одежда. Меня он за собой так и не позвал, но я снова словно бы услышал немой приказ и остановился перед крыльцом, так и не ступив на белый мрамор. |