|
Все эти игры в бессмертие, полеты во времени и клеточные мутации не останутся безнаказанными, в конце концов сам Бог покарает нас за всё это! А что касается русских… Не захотят дружить – будем воевать. У нас ведь уже есть супероружие, чего ты боишься… – Ты просто кретин, Лёва! К тому же, ты неблагодарная свинья. Твоя старость наступит не раньше, чем через тысячу лет, твой организм не боится болезней, на твоих счетах – миллионы евро, ты владелец акций и недвижимости по всему миру! Живя в самом безопасном месте на свете, ты и твоя подружка, помимо всех мыслимых и немыслимых удовольствий этого мира, ещё позволяете себе наркотики! И это на моем Острове, где даже я не смею выйти на улицу после бутылки вина! А что ты сделал для того, чтобы жить здесь и иметь всё это? Я тебя спрашиваю, безмозглая тварь! Ты ничего не сделал! И ты ещё осмеливаешься указывать мне и моему Гостю, как нам быть?! Да я тебя… – Вознесенский, не в силах сдержаться, вновь бросился на сына. Сергей успел увидеть только, как дуло автомата в руках юноши вновь дернулось, раздался выстрел, и Вознесенский, схватившись за плечо, сначала согнулся пополам, затем упал на колени. Сергей подошел и присел рядом с раненым. – Платон Евгеньевич… – Сволочь… Он попал мне в руку. Ох, и больно же… – Ты сам виноват, папа! Отдай мне ключи! Лю, подойди, пусть герой возьмет у отца ключ и отдаст тебе… Девушка сделала несколько нерешительных шагов по направлению к Вознесенскому, и в этот момент раздался негромкий, но отчетливый металлический звук: щелчок электронного замка на открываемой двери аварийного выхода. Все четверо находящихся на крыше людей обернулись на этот звук. В темном проеме открывшейся двери показался массивный силуэт. Неторопливо, словно в замедленной съемке, Гость преодолел явно тесное для него отверстие выхода и, ступив на поверхность крыши, замер, глядя на людей ничего не выражающим взглядом. Здесь, при естественном освещении, его кожа выглядела ещё более желтой, чем при свете ламп, а лицо казалось грубо вылепленной из глины маской. Появление Гостя вызвало у всех состояние оцепенения. Первым пришел в себя раненый Вознесенский. – Нго-Хэ, тебе не надо было подниматься сюда… – А мне кажется, что как раз – это очень даже кстати! – молодой человек опустил автомат дулом вниз и стал приближаться к Гостю. – Послушай, приятель, – начал он, – несмотря на то, что все мы очень благодарны тебе, и ты, действительно, много чего сделал для нас, особенно для него, – Лёва кивнул в сторону Вознесенского, – но нам всем станет намного лучше, если ты… – Заткнись, ублюдок! Нго-Хэ, прошу, спускайся к себе… – Так вот, нам всем будет очень и очень хорошо, если ты сядешь в свою тарелку и улетишь туда, откуда прилетел! И нам бы хотелось, чтобы это произошло как можно быстрее! – Вознесенский-младший подошел ближе, и Сергей смог разглядеть его остекленевшие, широко открытые глаза и трясущиеся руки. – Нго-Хэ, ты же видишь, это безмозглый сопляк! Я прошу… – Домой! Уезжай домой! – Лёва остановился буквально в трех шагах от Гостя и выкрикивал фразы едва ли ему не в лицо. Однако Нго-Хэ ничем не выражал своего отношения к происходящему и, казалось, даже не видел этого происходящего. Он просто стоял и смотрел прямо перед собой, мысленно находясь, возможно, за миллионы километров от этого места. – Ты что, не слышишь, что я говорю? Тебе просто нет до меня дела! А что, если я выстрелю в тебя? Или ты создан из камня? – видя, что пришелец никак не реагирует, Лёва сделал по направлению к нему ещё один шаг и резко поднял автомат. |
