И вот разговор обрёл материальное продолжение. Знакомая до каждой выбоины трасса, верный красный «Глобик» да сидящий справа немногословный попутчик. Крепенький такой мужичок, явно бывалый, не суетный в движениях, с весьма располагающей рожей. В общении простой, первым предложил быть на «ты» и повадился величать Петровича тёзкой. Так посмотреть — рубаха-парень, свой в доску. Но если знать… нет-нет да сквозит — матёрый зверь, хищный и ловкий. Из тех, кому случалось рвать людям глотки. Сейчас, правда, сытый и не опасный. Однако Петрович с первой минуты знакомства положил себе держать ухо востро.

Обойдя пыхтящий «КамАЗ», он включил круиз-контроль и поудобнее устроился в кресле. Впрочем, шведское кресло в любом положении нежно баюкало водительские внутренности и позвонки. Петрович очень любил никогда не подводивший тягач и лишь досадливо мрачнел, наблюдая, какими сиротками, причём год от года всё больше, смотрелись на дороге изделия отечественного автопрома. Спрашивается, на что мы когда-то устраивали шведам Полтаву, а немцам — Сталинград, если теперь у них «Вольво» да «Мерседесы», а у нас — «КамАЗ»?.. «Хорошо бы у Оси Яковлевича всё рассосалось, он мужик не гнилой. А насчет „Кактуса“ ещё надо будет подумать. Оно мне надо — шило на мыло менять?..»

Дорога между тем радовала. Погожий день, уверенный говорок двигателя, трасса «Дон», невесомые салфетки за спиной… А главное, в рации только предложения насчёт попутного груза да изредка далёкие голоса, значит, впереди всё спокойно. Это тебе не десять лет назад на дорогах бандитского в ту эпоху Поволжья, в гололёд, на «КамАЗе» да с перегрузом. Когда напарника мотает в гамаке, когда в любой момент могут появиться разбойнички, а чтобы запустить промёрзший двигатель, в солярку опускают зажжённую лампу от фары…

Ну вот, сглазил. В канале отрывисто раздалось:

— Мужики, внимание. За Ступино, где знак «семьдесят», машинка работает…

Петрович поймал краем глаза ухмылку пассажира и после Ступино сбросил скорость, однако не помогло — фуру всё равно остановили.

— Почему превышаем? — не представившись, спросил тощий лейтенант и показал радар, на котором красовалась весьма криминальная цифра. — Ну?

«Баранку гну», — подумал Петрович, но вслух сказал:

— Не согласен. Шёл ровно семьдесят по спидометру, так что пошли писать протокол.

— Что? — У лейтенанта, похоже, разом заболела половина зубов. — Время лишнее появилось?

— Ну нету у меня денег, — широко улыбнулся Петрович. — Пиши протокол, пускай хозяин оплачивает.

— На месте был бы полтинник, а так…

— Вот вся моя наличность. — Петрович достал мятый червонец. — Пошли писать.

— Ладно, — махнул рукой инспектор. — Давай.

— Э, последние гроши забираешь, начальник. Нехорошо, — покачал головой Петрович. — Пошли оформлять.

— Езжай, — с ненавистью посмотрел на него лейтенант. — Учти, я тебя запомнил.

— Учёл, счастливо оставаться, — кивнул Петрович. Закрыл окно и кивнул пассажиру. — Вот так, Андрей Владимирович, и бьёмся.

И опять понеслась навстречу лента шоссе — трасса М4 жила обычной повседневной жизнью: катились шустрые легковушки, плыли автобусы, тянулись неспешные лесовозы. И конечно, свои — «Американцы», «Скамейки», «Татары». Из Новороссийска и Геленджика везли в Москву дары турецкой земли, а уж из Москвы развозили потоками абсолютно всё — столица от щедрот своих делилась с регионами.