Сердце подпрыгнуло в груди, воздух опять стал густым точно патока. Ночной пейзаж за окном смазался, поплыл, как будто на картину с не засохшей краской плеснули растворитель. С тревогой Макар вглядывался в пространство за окном, у него снова появилось ощущение, что он застрял в каком то бредовом сне. Раздался громкий хлопок, как от самолёта преодолевшего скорость звука. Деревья, дома, конструкции во дворе – всё всколыхнулось, сдвинулось, а потом встало на место в ином виде. Скрип и скрежет стали тихими, а потом эти звуки странным образом трансформировались в шум ветра, бормотание телевизора.
Заторможено Макар вытянул дрожащую руку, потрогал оконное стекло. Взглянул на двор с совершенно нормальными деревьями, фонарями и машинами. Повернулся, рассеянно хлопая глазами, осмотрел комнату. Всё было, как раньше. Полки висели на своих местах, а на полках стояли книги, на диване лежали подушка и скомканное покрывало, узоры на ковре и обоях словно бы и не исчезали. На экране телевизора красивая девушка рекламировала кофе, стрелки часов на стене показывали полвторого ночи.
Пить хотелось невыносимо, но отчего то Макар боялся сдвинуться с места, будто малейший шаг мог снова изменить пространство. Ему пришлось мысленно рявкнуть на себя, чтобы отправиться на кухню. Он шёл крадучись, прислушиваясь к каждому звуку, опасаясь снова услышать скрип и скрежет. Ноги были, как ватные, по телу расползалась слабость, голова немного кружилась. Макар не испытывал облегчения из за того, что всё встало на свои места – пока ещё нет. Он плохо соображал, и часть его сознания как будто до сих пор пребывала там, где по городским улицам бродят чудовища.
Наливать воду в кружку он не стал – повернул вентиль крана, наклонился, подставил губы под струю и принялся жадно пить. Утолив жажду, сунул голову под струю и долго стоял так, чувствуя, как проясняется рассудок. Фыркая и отдуваясь, закрыл кран, вернулся в гостиную и снова выглянул в окно: обычная осенняя ночь. Дождик заморосил. Но Макар боялся, что всё может опять измениться, ведь отметина на руке никуда не исчезла. Он принялся мерить шагами комнату. Долго ходил из угла в угол, потом схватил с полки кистевой пружинный эспандер, сел на диван и начал остервенело сжимать и разжимать тренажёр. Эспандер был для него терапией, помогал подавлять злость, нервозность.
Тихо бормотал телевизор, с улицы доносился шум дождя. Макар смотрел в пространство перед собой и пытался разобраться в том, что произошло. Проще всего было бы сказать самому себе, что всё случившееся – галлюцинация. За эту версию очень хотелось уцепиться, как за спасительную соломинку, но… не получалось. И ничего вразумительного в голову не приходило, кроме резкой констатации: «Вадик что то сделал!»
Кисть и предплечье онемели от агрессивной физической нагрузки, и Макар переложил эспандер в другую руку. Он взглянул на фотографию на стене. На снимке Катя, раскинув руки точно крылья, стояла на фоне заката. Она смеялась, вокруг её головы, казалось, сиял огненный ореол.
– Что произошло, Кать? – жалобно спросил Макар.
Он поймал себя на том, что ждал от неё ответа, как наивный ребёнок, верящий в чудеса. Словно Катя могла выйти из фотоснимка и всё объяснить. Глупо. Макар и чувствовал себя глупым.
Тревога проходила, нервное напряжение шло на спад. Он положил эспандер на столик, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. В сознании появился знак вопроса, нарисованный в тёмном пространстве огоньком зажигалки. Макар устало подумал, что есть человек, который даст объяснение всему случившемуся. Это Вадик, будь он неладен. Утром нужно его разыскать и, если придётся, вытрясти из него ответы силой. Чёртов дурак сотворил какую то хрень и обязательно за это ответит!
Знак вопроса ещё долго горел в сознании, а потом подёрнулся дымкой. Макар решил не спать, намеревался быть начеку, однако в полчетвёртого утра его совсем сморило, и он забылся глубоким сном. |