– Не задерживайся, – строго сказала Странница Блоху. – Буду ждать тебя возле машины.

Она поморщилась, раскашлялась, разгоняя ладонью перед собой дым, и исчезла, но перед этим кожа на её запястьях вспыхнула синим светом. Минут через десять Странница появилась возле чёрной «Ауди» на дороге у опушки, а ещё через какое то время к ней присоединился Блох, возникнув будто бы из ниоткуда.

Они смотрели, как мечется пламя в окнах дома Капитана. Отблески огня танцевали на мокрых стволах осенних деревьев, на стенах хозяйственных построек. Где то далеко послышался звук сирен пожарных машин.

– Всё, Блох, поехали отсюда, – вздохнула Странница. – У нас ещё полно дел. И нужно тебе новый плащ достать. Этот обгорел на плече, а людей, знаешь ли, встречают по одёжке. Так уж здесь заведено.

Она села за руль, безмолвный Блох устроился на пассажирском сиденье. Вспыхнули фары, разорвав ярким светом вечернюю темень, заурчал двигатель. Машина поехала вдоль опушки к шоссе, ведущему в город.

Глава вторая

Дурная муха, осенняя, потому и не находила себе места, металась как сумасшедшая по охранной будке, жужжала, билась о грязное стекло, врезалась в стены и в мужчину, который сидел на шатком табурете за столом и лениво отмахивался от мелкой назойливой твари. Сегодня днём одна такая непоседливая козявка уже спикировала прямиком в его кружку с чаем – выливать пришлось, а ведь даже глотка сделать не успел, ждал, когда остынет. Пришлось заново воду кипятить.

Муха заметалась вокруг пыльной лампочки под потолком, затем бросилась к металлическому шкафу – короткая перебежка по поверхности с чешуйками облупившейся краски – и снова хаотичный полёт. Вправо, влево, удар в стекло, в радиоприёмник, из динамика которого доносилась нудная песня о неразделённой любви. Муха рванула в щель между стеной и шкафом, и это стало для неё роковой ошибкой – угодила в паутину.

– Попалась, гадина, – проворчал Макар.

Он мог расправиться с мелкой тварью в тот момент, когда она в будку влетела, то есть, минут двадцать назад, но гоняться за ней со свёрнутым журналом ему было лень.

Муха отчаянно жужжала, пытаясь вырваться из паутины. Мужской голос в приёмнике буквально провыл последние слова песни, закончив её плаксивым фальцетом. Макар представил себе исполнителя: лощёный хмырь в пёстрой одежде и взглядом грустного пуделя. Подобную хрень ведь только с таким взглядом и можно петь – текст паршивый, а музыка и того хуже. Типичный высер отечественной попсы. Как ярый фанат Кинчева, Летова и Цоя, Макар считал попсу чем то схожей с тухлым мясом: сожрёшь – и блеванёшь. А почему слушал, почему не перенастраивал приёмник на другую волну? Да потому что нравилось ему критиковать и ругаться на хмырей исполнителей. Это было сродни добровольному самоистязанию ради благословенных минут праведной злости. Глупо? Может, и глупо, но когда ты работаешь охранником и большую часть времени торчишь в унылой будке, это хоть какое то развлечение.

На этот объект Макара перевели два месяца назад. Паршивый объект, шумный – стройка супермаркета. Никакого комфорта. Днём приходилось постоянно бегать к воротам, пропуская и выпуская грузовики, а ночью – делать обход территории. Впрочем, Макар на свои обязанности охранника частенько забивал, особенно когда погода была плохая. Пару раз за ночь пройдётся, глянет по сторонам, посветит фонариком, и достаточно. За те деньги, что ему платили, он и это считал подвигом.

Сюда Макара сослали из за того, что он проштрафился на предыдущем объекте – хорошо хоть не уволили. Тогда Макар работал в торговом центре, следил, так сказать, за порядком. Среди охранников этот объект считался «тёпленьким местечком».