Они все так же завороженно следили снизу за передвижением этого исполинского сияющего объекта, но следили уже машинально. Активное их внимание ослабилось, что неудивительно, ведь они смотрели на нас неотрывно вот уже более часа. Свет, дающий блики на фотонных парусах, слепил им глаза.
Для них мы были чем-то вроде невиданного большого и броского насекомого, разглядеть которое трудно из-за нестерпимо яркого света, а отвести взора опять-таки нельзя: жалко упустить.
Эффект был именно тот, на который мы рассчитывали: внимание, с каким они следили за плавным перемещением постепенно снижающегося корабля, было застывшим, оцепенелым. Это неспешное, плавное скольжение стоило группе Райха изрядных усилий: непомерный размах крыльев означал, что кораблю приходится одолевать сильное сопротивление ветра, и, ослабь они бдительность хоть на секунду, нас тотчас бы опрокинуло и понесло.
Остальные сорок членов экипажа работали теперь в параллели. Умы наблюдающих снизу были полностью подвластны нам, как зачарованные сказкой дети. Я также подметил одну интересную вещь, о которой все время догадывался. Наши «зрители» были также обобщены меж собой телепатией, возникновение которой было обусловлено интересом к нам. Вот чем можно объяснить, почему так опасны бывают людские сборища. Возбужденная толпа, электризуясь, начинает генерировать определенную телепатическую энергию, импульсы которой, будучи разрозненными и смутными, легко толкают ее на насильственные действия, давая этим выход скопившемуся напряжению.
Напряжение этого людского скопища было полностью подвластно нам. Это был словно колоссальных размеров мозг, открытый перед нами настежь. Он был полностью сосредоточен на гигантском насекомообразном предмете, находящемся теперь совсем близко от Земли. Мозг был заворожен и полностью открыт внушению.
Теперь главная часть операции находилась в моих руках. Человеческие умы уподобились множеству телекранов, на которые я, центральный спутник связи, передавал изображение. В результате каждый из людей внезапно увидел, как громадные, в тысячу саженей двери, расположенные по бокам корабля, медленно разъезжаются, а из отверзшегося их зева наружу вышагивают лунные пришельцы, тоже тысячесаженного роста. Собой пришельцы напоминали тех же насекомых: сами зеленые, ноги длинные и изогнуты как у кузнечиков. Лица были похожи на человеческие, с большими крючковатыми носами и черными глазками-бусинами. Пришельцы передвигались неравномерно, рывками, словно были непривычны к земной гравитации. Нижние конечности у них оканчивались когтями, похожими на птичьи.
И тут размашистыми скачками пришельцы припустили через поле к позициям наблюдающих за ними армий. Я послал поток волн кошмарного, панического ужаса, страшной уверенности, что сейчас последует неминуемая гибель. Одновременно я снял напряжение, сковывающее людей на месте в оторопелом беспомощном созерцании. В итоге поднялось повальное бегство. Ощущать эту панику — можно сказать, постыдную в своей беспросветности — было так неприятно, что мы полностью прервали контакт, дав людям бежать. Они уносились без оглядки. Тысячи падали и были затоптаны; позднее цифры показали, что при этом погибло до пятнадцати процентов общего числа сражавшихся. Окажись на поле боя настоящие инопланетяне, жертвы и то едва ли исчислялись бы более крупными цифрами.
Впечатление от всего этого зрелища осталось крайне тягостное. Память о происшедшем не оставляла меня несколько недель, то и дело возвращаясь, словно дурной привкус во рту. Но пойти на такой шаг было необходимо: он положил войне безоговорочный конец. В последующие трое суток войскам ООН, четко координируя действия с президентом США, удалось разоружить тысячи рассеянных по огромному региону воинских подразделений. Удалось также арестовать Гвамбе и Хазарда (последний был застрелен при «попытке к бегству», Гвамбе посажен в дом умалишенных в Женеве, где через год умер).
Ничего бьющего на эффект в наших методах не было. |