Изменить размер шрифта - +
Они всегда приходили именно тогда, когда Мария одевалась или лежала в ванне, как сейчас. Приходилось мокрой выскакивать из ванны. Хватать полотенце и открывать дверь.

— Дорогие! Ну как вы?

Маленькие осунувшиеся личики обращены к ней, маленькие глазки-бусинки с любопытством рассматривают мамочкину квартиру, где кроме мамочки никто не живет. Мария ничего не имела против глазок-бусинок, но Полли наводила на нее невыносимую тоску.

— Мамочка выглядит неплохо, правда, дети? Мы бы хотели погостить здесь, чтобы подольше побыть с мамочкой.

Они, возможно, и хотели бы. Но мамочке они здесь не нужны.

— Дорогие, в Лондоне вам будет скучно. Эти ужасные сирены. В деревне гораздо приятнее.

Дети слонялись по квартире, заглядывали в шкафы, Мария тем временем медленно одевалась, а Полли все говорила и говорила.

— Им нужны новые ботинки, а пальто Кэролайн к будущему году станет совсем мало; просто поразительно, как быстро они растут. Интересно, у нас останется время зайти в «Даниел Нилз» или, может быть, в «Дебнем», они прислали вам очень красивый каталог, я его открыла, ведь я знаю, что вы не стали бы возражать, а если зайти к зубному врачу потом… Телефон? Вы не хотите, чтобы я сняла трубку?

— Нет, благодарю вас. Я сама могу снять трубку.

Даже после этого намека Полли не вышла из комнаты. Она стояла и ждала, размышляя над тем, кто бы это мог звонить мамочке…

Часто, слишком часто звонил Найэл. Найэл, вернувшийся из Нью-Йорка. Общественные связи. Так он говорил. Хотя какое отношение имел Найэл к общественным связям, никто так и не смог выяснить. В том числе и он сам.

Когда Полли была в комнате, Мария разговаривала по телефону, пользуясь специальным шифром:

— Мистер Чичестер? Мисс Делейни у телефона.

Найэл в качестве мистера Чичестера знал ключ.

Он рассмеялся на другом конце провода и стал говорить не так громко:

— Кто у тебя? Чарльз или Полли?

— Ко мне из деревни приехали дети, мистер Чичестер. У меня очень напряженный день.

— Полагаю, очередной визит к зубному врачу? Они останутся на ночь?

— Разумеется, нет, мистер Чичестер. Даже если будет туман. Если вас не затруднит зайти за мной в театр, то мы сможем обсудить вашу статью о домашней кулинарии в «Уимен энд бьюти».

— С восторгом, мисс Делейни. Еда теперь такая проблема. Я обнаружил, что мне больше всего недостает индийского кэрри… Дорогая, я смогу остаться на ночь?

— Куда же вам еще идти, мистер Чичестер? А вы помните блюдо под названием бомбейская утка? Я жду не дождусь бомбейской утки.

— Я совсем забыл про бомбейскую утку. Значит, мне придется спать на полу? Последний раз, когда я спал на полу, дело кончилось прострелом в пояснице.

— Нет, так приготавливают кэрри в Мадрасе… Мне надо идти, мистер Чичестер. До свиданья.

Итак, снова детство, снова прятанье конфет в шкафах, снова выходки, за которые так бранилась Труда. Неужели в комнате всегда должен кто-то быть?

— Мамочка собирается брать уроки кулинарии? — веселым голосом спросила Полли.

— Возможно, возможно.

И все еще не одета, все еще только в поясе и бюстгальтере, с волосами под тюрбаном, кремом на лице, и еще предстоит прочесть пришедшие утром письма.

«Дорогая мисс Делейни!

Я написал трехактную пьесу о свободной любви в колонии нудистов, но по непонятным мне причинам она была отвергнута всеми лондонскими театрами. Я глубоко убежден, что Вы и только Вы сможете придать необходимые краски образу Лолы…»

«Дорогая мисс Делейни!

Три года назад я видел Вас в пьесе, название которой забыл. Но я всегда помню улыбку, которую Вы мне подарили, ставя свой автограф в мой альбом.

Быстрый переход