Изменить размер шрифта - +
Поскольку у меня был с собой аппарат, я сняла ее во всех ракурсах. Затем несколько часов ходила по залу с бюстами римских императоров и императриц. Во втором-третьем веках нашей эры их изображения становятся четкими и реалистичными, как фотографии: можно проследить за внешностью человека с детства до старости.

Интересно, как я буду выглядеть через пятьдесят лет? А Бенни?

Я обещала себе непременно встретиться с ним, когда мне стукнет восемьдесят. Едва ли он откажет мне в этом удовольствии.

Отпуск я провела на западном побережье Ирландии, записавшись на курсы акварели. Мы днями напролет сидели у скалистого обрыва и под крики чаек пытались уловить солнечные блики на воде. Двое американцев, брат с сестрой, пригласили меня на Рождество к себе в Висконсин. Брат преподавал там в колледже, и с ним рядом было хорошо молчать.

В крохотном пыльном пабе поселка Баллилэаре я увидела старый холодильник, похожий на тот, что стоит в кухне у Бенни. По крайней мере, стоял. Может, теперь там все иначе?

Однажды (но лишь однажды) я взяла у друзей машину и проехала через деревню, где находится усадьба Бенни, — притворившись перед самой собой, что еду к следующей деревне собирать на вырубке малину. В одном месте навстречу мне ехали на велосипедах Бенни и темноволосая загорелая женщина. У Бенни на руле висела корзинка, и он что-то объяснял спутнице, указывая на окрестные поля. Меня Бенни, разумеется, не заметил. Он был худой и тоже загорелый, с новой стрижкой. Вроде бы довольный.

Его спутница показалась мне скучной. Наверняка хорошо ладит с Вайолет, подумала я, а дальше возник вопрос: так ли он ведет себя с новой пассией в постели, как вел со мной? Мне стало нестерпимо больно, я еле добралась домой и решила больше никогда не ездить в ту сторону.

Мэрта все больше приходила в себя — по крайней мере внешне. И все же она напоминала мне одну игрушку из моего детства: желтую утку, которая, если ее завести, вразвалку шлепала по полу и крякала. Однажды я слишком сильно нажала на ключик и он сломался. Я так и не поняла, почему утка перестала ходить, ведь на вид она была совершенно такая же, как раньше.

У Мэрты тоже сломался ключик…

Впрочем, люди отличаются от заводных уток тем, что наши ключики со временем чинятся. У нее появился новый друг — инвалид, который передвигается только в коляске. К тому же он подвергся колостомии и обладает необычайно капризным, злобным характером. «Зато с ним можно быть спокойной, что не убежит!» — говорит Мэрта. А вот его жизнь со времени их знакомства явно стала более рискованной. Поскольку Мэрта убеждена, что инвалиды могут не меньше нас, здоровых, она потащила его в горы и там, на довольно крутом склоне, упустила коляску. Коляска опрокинулась, друг наорал на Мэрту, но та лишь встряхнулась и поволокла его дальше.

С сентября я возобновила в библиотеке «Сказочный час». На мои чтения всегда приходил светленький мальчик с карими глазами: обычно он садился в первом ряду и предлагал к сказке разные дополнения. Его сидевший у стены отец гордился сыном и в то же время выглядел смущенным. Однажды они остались поговорить со мной, а потом мы все вместе пошли в кондитерскую. Отца зовут Андерсом, они с сыном живут вдвоем. Мы начали встречаться и вне библиотеки: ходили в музей, ездили на экскурсии, время от времени приглашали друг друга на ужин. Андерс — историк и иногда так забавно (вроде бы легкомысленно) рассказывает о прошлом, что я не знаю, верить ему или нет. Во всяком случае, он умеет рассмешить меня.

Я тешила себя надеждой, что влюбляюсь в него.

Как-то мы втроем гуляли в парке, и его сынишка Даниэль сказал (с дрожащей губой):

— Мне жалко орлов!

— Почему? — удивился Андерс.

— Они не влезают в скворечники.

И тогда я поняла, что влюблена не в Андерса, а в Даниэля.

В октябре случилось обыкновенное чудо.

Быстрый переход