Изменить размер шрифта - +
— Щётки купил?

— Купил. Короче, слушай меня. План такой: выдаём пацанам инстрУмент, они быстренько чистят зубы и идут спать. А мы…

— А мы тоже идём спать.

— Ага, потом. У нас же марафон, забыла?

— Кузя, я честно оплачу тебе отпуск в Таиланде, обещаю.

Я устало потёрла лоб и вздохнула:

— Надо что-то решать с мальчиками, искать папу, устроить в школу и в сад… Опека ещё… Нужно будет создать условия… Я читала.

— Иди укладывай братьев, — тихо шепнул на ухо Кузя и чмокнул в висок. — А потом мы вместе со всем разберёмся.

Его руки скользнули по моим бёдрам — совсем незаметно, совсем будничным жестом, но я снова задрожала. В животе затомилось, в груди зажёгся пожар, и мне пришлось сбежать, позорно и торопливо.

Мальчики почистили зубы и со стонами поплелись в кровать. Димка ворчал, что не хочет спать с этим… А Денис ныл, что забыл своего плюшевого слона, а без слона он не уснёт… В этот момент мне показалось, что я понимаю папу. Но мужественным усилием я заставила себя улыбнуться, твёрдой рукой уложила обоих на подушки и даже поцеловала на ночь. А потом сбежала второй раз, но уже в ванную. Собиралась закрыть защёлку, но мне не позволили.

Кузя просочился в ванную и всё сделал сам.

Закрыл дверь, пустил горячую воду из крана, обнял меня, целуя так, как будто совершал киднеппинг — решительно и быстро. У меня даже голова закружилась — словно не было этих всяких мест, торопливого или не очень секса, закатов, дождя, цветов, шампанского и яблочного сока. Меня раздели, даже не снимая одежду, а срывая её, с лёгкостью подняли на руки и поставили под душ, отчего я взвизгнула и рассмеялась. Кузя вывернулся из штанов и присоединился ко мне:

— Трепещешь?

— Мне холодно, — фыркнула я, обнимая его, наслаждаясь гладкостью кожи на плечах, прижимаясь животом к его животу. — Согреешь?

— Я попробую, — шепнул он, вооружившись лейкой. — Где тебя согреть, маленькая замёрзшая девочка?

— Везде, везде, не ищи!

Он согрел меня везде.

Лаская тело, намыливая его, смывая пену, отложив лейку…

Лаская груди, потягивая соски, пробуждая неистового электрического ската в животе…

Поливая спину, пока я, опустившись на колени, облизывала, как вкусное мороженое, головку его члена, стоявшего торчком с самого начала нашей совместной ванны. Я гладила его, пропуская через кулак, и кайфовала, наверное, больше Кузи.

— Глинская, отбой, отбо-о-ой!

Он поднял меня одной рукой, отложив душ второй, и застонал:

— Я тебя хочу, но надолго меня не хватит!

— В чём проблема, сделаем второй заход! — мурлыкнула я, разохотившись.

— А если не уснём, то и третий!

Развернув меня к стене, Кузя провёл ладонью от копчика до плеч вдоль позвоночника, вызывая в моём теле дрожь — уже не от холода, а от желания, от нестерпимого огня внутри, сжигающего дотла. Наклонил… Вошёл в меня, словно дразнясь, неглубоко, ненадолго, снова вышел, а после моего протестующего стона вернулся, вбиваясь до упора, до сладкой боли, до отказа, до последнего дыхания…

Оргазм в тёплой ванне — это нечто!

Никаких бабочек, никаких скрипок, только шуршание воды в ногах, тонкие струйки, бьющие по лодыжкам, горячее дыхание в мокрых волосах, прибой в животе… И виноватое Кузино:

— Глинская, я презик забыл…

— Придётся тебя убить… — выдохнула я, приходя в себя. Он развернул меня и обнял, потёрся щекой о мою щёку:

— Мать, не убивай! Я не нарочно…

— Пока что не мать и не собираюсь ею становиться, — буркнула. — На твоё счастье сегодня неопасный день, поэтому так и быть — пожалею.

Быстрый переход