Изменить размер шрифта - +

Теперь он с полным правом мог назвать себя состоявшимся человеком.

Бизнес – свой.

Квартира – отличная, на Соколе: мечта, а не квартира!

Родители под боком, живут не тужат в своей двушке.

А Наташа кто? Бедолажка, сирота московская. Ютится в комнатушке, оставшейся от покойных родителей. Закончила искусствоведческий, поработала в музее, потом ушла и занялась совсем уж полной ерундой: научилась из бисера и камешков плести бусы и стала продавать их через интернет. Всех развлечений – раз в пару месяцев съездить в Европу, ухватив самые дешевые билеты, а там бродить по барахолкам, выискивать всякую старомодную дрянь.

Впрочем, Бориса этот ее образ жизни устраивал. Не хватало еще, чтобы будущая жена карьеру строила.

Он смотрел на нее с умилением. Мышка музейная! Одеваться совсем не умеет. Длинная юбка в лохмотьях и заплатках, сверху кофта с отвисшими карманами, ботинки армейские на ногах, волосы банданой перехвачены – ну что за вид! А все равно хорошенькая.

На «хорошенькая» Борис каждый раз спотыкался. Где-то в глубине души он понимал, что подобная внешность не оценивается такими словами, как «хорошенькая» или «симпатяшка». Но подобрать нужное не мог.

Глазищи вот эти… Серые, как дождь, громадные, и будто сквозь тебя смотрят. И все время она словно прислушивается к чему-то. Борис поначалу тоже пытался прислушиваться, потом понял, что выглядит дураком.

После визита к родителям он поговорил с ней начистоту. Объяснил, что будет несправедливо, если все совместно нажитое они станут делить пополам при разводе. Наташа слушала внимательно, соглашалась. Конечно, каждый должен остаться при своем, сказала она. Конечно, подпишем брачный контракт.

Умница девочка. Борис сразу это понял.

Они поженились.

Жили ровно, хорошо. Борис возил жену за границу – в нормальные страны, а не на задворки Европы. Мальдивские острова, Бали, Таити… Пытался порадовать украшениями, но оказалось, что она носит только свои безумные ожерелья с торчащими веревками и свисающими циферблатами. Из подаренного им кулона с изумрудом сделала такую фиговину, что смотреть страшно: вставила драгоценный камень в глаз ящерице из медной проволоки, прицепила скрепку – получилась брошь. Борис посмотрел, погладил жену по голове: мышь ты моя музейная, птичка не от мира сего.

Хотя изумруд было жалко.

Несколько раз Наташа пыталась показать ему что-то из своих работ. Борис улыбался, как улыбается мать калякам-малякам своего ребенка. Его смешила и трогала сосредоточенность жены на всей этой бисерно-веревочной ерунде.

И еще тихо жалел ее: надо же, сколько ни бьется – ни разу ничего толкового не смастерила. Удивительно, как вообще кто-то покупает эти ее… поделки.

Когда он приобрел новый «Лексус», то записал его на отца. Контракт контрактом, но мало ли что! От жены скрываться не стал, честно предупредил, что машина по документам принадлежит папе.

– Ну и замечательно, – спокойно сказала Наташа. – Хорошая машина, а твою давно пора было менять.

Сама она ездила на дряхлом «Опеле», страдавшем всеми болезнями, присущими его почтенному возрасту. Борис не раз предлагал ей купить что-нибудь взамен, но Наташа отмахивалась: потом, мол.

В один прекрасный день это «потом» наступило.

– Я наконец-то машину поменяла, – невзначай сообщила она за приготовлением субботнего завтрака.

За шкворчанием яичницы Борис решил, что не расслышал.

– Что?

– «Опель» продала, – повторила Наташа. – У Сони такие ямы возле дома, невозможно подъехать. Надо было взять что-то с хорошей проходимостью.

– Ты купила новую машину? Сама? – недоверчиво переспросил Борис.

Быстрый переход