Изменить размер шрифта - +
Оно не могло схватить меня, но передавало информацию о моем местонахождении.

Я развернулась и побежала обратно — той же дорогой, которой пришла. Наши враги хорошо изучили внутреннее устройство Зоны Дня. Они перекрыли все входы и выходы. Вернее, все основные входы и выходы. Но Зона Дня — старое здание, окруженное разросшимися без всякой системы пристройками — была секретной зоной, и только тот, кто жил в этих стенах долгие годы, кто с детским любопытством исследовал ее вдоль и поперек, мог знать все тайные пути, ведущие внутрь и наружу.

Я бежала со всех ног. За спиной я слышала негромкое мурлыканье преследующего меня кресла-гроба. Я вернулась в старую кухню в цокольном этаже с давно уже сухими, покрытыми известковым налетом раковинами для мытья посуды и серыми от пыли разделочными столами. Старые кастрюли и сковородки свисали с длинных потолочных рейлингов — не припоминаю, чтобы за всю мою жизнь в этих кастрюлях что-то готовили.

Но я не собиралась бежать через всю кухню. Я свернула налево, в большую кладовку, которая казалась тупиком. В кладовке была узкая дверь, за которой начиналась крутая лесенка вниз. Кресло-гроб просто не могло бы пройти сюда, чтобы продолжить преследование.

Сбежав вниз, в кладовку без окон и дверей, я откинула в сторону кучу отсыревших, покрытых плесенью мешков и отодвинула несколько старых стенных панелей, не обращая внимания на мерзких личинок и жучков-древоточцев, которых потревожила. За ними открывалось пустое пространство, небольшая полость, о которой узнавали все ученики Зоны Дня, если исследовали ее достаточно внимательно. Отклонившись вправо, я могла нырнуть в маленький темный туннель с сырыми кирпичными стенами, пробежать под нижней частью южной стены и выйти в тот участок «глухомани», которую мы между собой называли «конюшнями». Там была дверь наружу, небольшая и незаметная, через которую я вышла бы на угол Нижнего Хайгейтского переулка. Возможно, туда они еще не добрались.

Теперь я была под Зоной Дня, в глубине ее заброшенных подвалов. Сверху до меня по-прежнему доносился угрожающий вой двигателей боевых вертолетов, висевших над крышей здания, топот врагов, треск, с которым они ломали двери. Дважды я слышала звуки перестрелки — от них у меня замерло сердце.

Кто там сражался? Кого загнали в угол — так, что он уже не мог сбежать? Кто погиб в этом бою?

Так называемые «конюшни» выглядели такими, как я запомнила их — хотя мне уже несколько лет не приходилось бывать в этих темных закутках. Мы называли их «конюшнями» потому, что в грязновато-желтых каменных боксах на полу и стенах виднелись остатки деревянных перегородок, которые когда-то делили их на отдельные стойла. К стенам были привинчены металлические корзины, в которые, скорее всего, засыпали фураж.

Я вошла в «конюшню»; меня окружил серый сумрак. Я надеялась добраться до двери, ведущей в переулок — но сразу сообразила, что этот серый сумрак царит здесь от того, что дверь уже открыта и в нее проникает свет с улицы.

Я прижалась к стене, рюкзак висел у меня на спине, а серебристую булавку я сжимала в руке, словно кинжал.

Из переулка в помещение вошли три человека, распахнув дверь. Я присмотрелась и обнаружила, что это двое мужчин и женщина. Они были одеты так же, как двое, с которыми столкнулись мы с несчастным Раудом. Поверх темных костюмов на них были бронежилеты; они носили темные очки с круглыми линзами. Они несли большие сигнальные фонари, но эти устройства практически не давали света, хотя они шарили ими по всем углам и стенным нишам, мимо которых проходили. Я знала, что принцип работы этих ламп основан на использовании паров ртути, и что свет, который они дают, находится вне видимой области спектра. Линзы темных очков позволяли им видеть в том освещении, которое давали лампы. Захватчики видели окружающий мир как холодное пространство цвета электрик.

Быстрый переход