Там были Скотт и Зельда, они полулежали на широких тростниковых пляжных циновках и пили херес из изящных хрустальных бокалов. Скотти плескалась у берега с детьми Мерфи — все были белокурые и загорелые.
— Выпей с нами, Хэдли, — пригласила Зельда, поднимаясь и целуя меня в обе щеки. — После езды Джеральда тебе это просто необходимо.
— Да, эти прибрежные дороги повергают в ступор, — согласилась я.
— Коктейли Скотта тоже так действуют, но в этом их прелесть, — сказала Зельда, и все рассмеялись.
— Как поживает Хем? — спросил Скотти, прикрыв глаза от солнца, бросил на меня беглый взгляд.
— Думаю, все в порядке. Работа идет хорошо.
— Черт возьми! — весело отозвался Скотт. — Все-то у него всегда хорошо, правда?
— Он так говорит? Не верь.
— Не забывай смотреть, — сказала Зельда, напоминая мужу об их договоренности.
— Дорогая, я ее слышу. — И оба передали пустые бокалы Джеральду, чтобы он их вновь наполнил.
В главном доме полы были из черного мрамора, мебель обтянута черным атласом, стены ярко-белые. Строгость цветовой гаммы смягчалась расставленными повсюду цветами из сада — только что срезанными жасмином, гардениями, олеандром, розами и камелиями. Результат деятельности супругов ошеломлял, и, стоя в дверях, я чувствовала себя неловко в своем поношенном летнем жакете. Да и остальная одежда была не лучше.
— Сара в постели, она немного простужена, — объяснил Джеральд. — Уверен, она спустится, как только ей станет лучше.
Мы с Бамби надели пляжную одежду и пошли на берег моря ждать Сару, но она в тот день так и не вышла. Я уже стала думать, не выказывается ли таким образом пренебрежение мне, но вечером к ней приехал врач.
— Он может осмотреть и Бамби, — сказал Джеральд. — До Сары доносится его кашель. Он нехороший.
— Ты так думаешь? Я надеялась, морской воздух поможет.
— Скорее всего. Но почему не посоветоваться с врачом? Просто для спокойствия.
Я согласилась, и после тщательного осмотра Бамби, который, кроткий как ягненок, лежал полуголый на кровати в гостевом доме, врач диагностировал коклюш.
— Коклюш? — переспросила я с возрастающим беспокойством. — Ведь это серьезно? — В голове крутилось «смертельно», но у меня хватило ума не произносить это слово в присутствии Бамби.
— Пожалуйста, успокойтесь, миссис Хемингуэй, — сказал доктор. — Из симптомов ясно, что мальчик болеет не один месяц. Самое страшное позади, но для полного выздоровления ему нужен полноценный отдых; контакт с другими детьми исключен. Карантин должен продлиться не менее двух недель.
Он прописал специальное лекарство от кашля, эвкалиптовый бальзам для растирания груди и спины, чтобы облегчить дыхание, но, несмотря на все предписания, я продолжала беспокоиться за Бамби. И ругала себя, что не показала его врачу еще в Париже.
Услышав диагноз, Сара страшно перепугалась и стала планировать наше переселение в гостиницу.
— Вы останетесь нашими гостями, — настаивала она. — Но здесь его нельзя держать. Ты ведь понимаешь?
Конечно, я понимала. На самом деле я ужасно переживала, что доставила всем такое беспокойство. Складывая вещи, я не переставала извиняться.
Мерфи поручили шоферу перевезти нас на новое место, а на следующее утро он приехал снова с продуктами, свежими фруктами и овощами из сада. Очень благородный поступок. Не знаю, что бы мы делали без их помощи. Но помочь с уходом за ребенком они не могли, как и скрасить мое одиночество, а я понимала, что одна со всем не справлюсь. Я послала телеграмму Мари Кокотт в Париж с просьбой приехать и помочь с Бамби и еще одну — Эрнесту в Мадрид, где описала ситуацию. |