– Что ты болтаешь? – набросилась я на Брике. – Тебе же самому не нравилось в Сен-Жермене!

– Не слушайте его, дочь моя, – отозвался аббат. – Вы поступили, как подобает христианке, отказавшись от соблазнов.

– Ну да, ну да! – воскликнул Брике. – Отказавшись! Из дома уехали, а едим то, что присылает нам хозяин того самого дома!

Это была правда. Все продукты мы получали от Клавьера. Я приказала Брике замолчать, но не могла не признать, что он прав.

– Взгляните, Сюзанна, – сказала Валентина, – сегодня снова приезжал посыльный и привез сверток.

– И хлопнул Валентину по заднице! – воскликнул Брике, заливаясь смехом.

Я пришла в ужас, услышав, как он говорит о Валентине, урожденной герцогине де Сейян де Сен-Мерри, но возражать ничего не стала. Брике – уличный мальчишка, сорванец. Он говорит так, как принято в его хулиганской среде. Но видит Бог, этот сорванец – единственный из моего окружения, который хоть чего-то стоит.

Я развернула сверток: грудинка, лосось, ветчина с оливками, плитки шоколада, банка кофе и несколько апельсинов. Да еще несколько свежевыпеченных белых булок и бриошей… Господи ты Боже мой, видели бы это парижане!

– Не понимаю! – вырвалось у меня. – Не понимаю, почему этот человек сначала с такой настойчивостью разорял меня, доводил до полной нищеты, а теперь так трогательно заботится! Это просто унизительно, если не сказать больше…

В моем голосе звучало раздражение, но не по той причине, о которой я только что говорила Втайне мне было ясно, что мне не хватает Клавьера. Не то чтобы я влюбилась в него. Но мое сердце давно уже дрогнуло. Я столько думала, столько сомневалась… Теперь, как раз теперь было самое время поговорить с ним, если уж его чувства ко мне и вправду серьезны. Только разговор с Клавьером помог бы мне рассеять сомнения.

Еще бы раз услышать его голос, ощутить ту спокойную силу, которая заключена в нем и которая так благотворно действует на меня, еще раз улыбнуться в ответ на его остроумную шутку. Я была вынуждена признаться, что хотела бы видеть его. Но Клавьер не приезжал. Он присылал свертки с едой и букеты цветов – регулярно, дважды в неделю, зная, что более частые подношения я не приму. Но сам не приезжал, и все тут. А искать его мне было слишком унизительно. К тому же я даже не знала, в Париже ли он.

– Это просто старый трюк! – воскликнула я гневно, забывая, что не одна в комнате. – Не приезжать, чтобы я потом сама бросилась ему на шею! Но неужели он думает, что я так проста? То, что действует на других женщин, меня раздражает!

– О чем это вы говорите, дочь моя? – спросил аббат.

Я давно подозревала, что он постепенно сходит с ума, погружаясь в религиозное благочестие и мистицизм, и поэтому не сочла нужным отвечать на его вопрос.

– Он влюблен в вас, – шепнула Валентина.

– Кого вы имеете в виду? Аббата?

– Нет! Этого вашего белокурого красавца.

Я покачала головой. Влюблен? Уж не слишком ли нежное слово для банкира и спекулянта? «Человека, который сам себя сделал и завоевал богатство для того, чтобы его любили красивые женщины»

Я ничего не ответила Валентине, пытаясь думать о другом. В частности, о том, что мне делать со всем этим семейством. С Брике все ясно, он еще раньше заявлял, что будет сопровождать меня в Бретань. А что будет с остальными, когда я уеду? Валентина может жить здесь, я попробую раздобыть для нее денег. Она говорила, что с потеплением, когда придет весна, поедет к себе на юг разыскивать своего возлюбленного, графа де Сент-Эмура, который неизвестно куда делся. Но как можно поехать, не имея пропуска? И что делать с аббатом? Для него лучше всего было бы оказаться в приюте Бисетр.