– Знаешь, что мне кажется?

– Откуда мне знать? – пробурчал Сережка, укладываясь на шконку. Он считал, что в этом нет ничего худого, не ведая, что обычным зэкам не разрешается лежать днем.

– Мы в карантине. Они считают нас заразными.

– Почему?

– Потому что нам вводили какие-то болезни.

Сережка захлопал глазами:

– Я так думал, что просто отраву...

Красавчик иронически хмыкнул:

– Подумай башкой! Они же все в комбинезонах были, в масках – наши фрицы-то. Чего они боялись?

– Отравы и боялись...

Соломон покачал головой:

– Это вряд ли. У нас в Одессе был один дядька, военный. Полный георгиевский кавалер, между прочим, – и как его не шлепнули? Он заведовал клубом патриотического воспитания. Гражданская оборона, «Зарница» – это все он устраивал. И все знал про химию, нам много рассказывал. Сам был отравленный хлором. Так вот он говорил, что отравой заразиться нельзя. От человека. Зачем тогда маски?

– Может, отрава была в камере, куда нас водили...

– И что? Раз специально водили в камеру, то в палате-то ее точно не было... Нам микробов вводили, зуб даю.

Остапенко подобрал ноги, сел, обхватил колени тощими ручонками.

– Нет, не карантин, – сказал он решительно. – Наши-то без масок – и на лодке, и в самолете, и здесь.

Соломон уже успел подумать об этом, но уступать не хотел и хмыкнул:

– Для наших свои люди – как мусор... У фрицев иначе, они своих берегут.

– Что, и майор – мусор?

– Да у нас генералов стреляют пачками!

– Иди ты... он-то небось себя мусором не считает. Видел, как он дрожал, когда лодку качало? И про генералов врешь, никто их не трогает...

– Никто? А про Тухачевского слышал?

– Слышал, – запальчиво отозвался Сережка. – Он был вредитель, враг народа, сам признался...

– Спектакль это все! Делал-делал революцию – и вдруг стал вредить?

– Может быть, он рехнулся.

– Что-то их много рехнулось! А если и спятили, то от чего? Не от хорошей жизни...

– Да чем им плохо жилось? У нас председатель был – что твой царь...

– Мозги у тебя засохли, – с сожалением констатировал Соломон. – Два и два сложить не умеешь.

– А тебя за такое сложение к стенке поставят, – мстительно парировал Сережка Остапенко.

– Болван, – откликнулся Красавчик.

– От болвана слышу.

Оба надулись и долго не разговаривали; Сережка попытался уснуть, но сон не шел. Красавчик сосредоточенно грыз ногти и следил за тараканом, который озабоченно полз по холодной стене.

В двери щелкнуло, приоткрылся «глазок». Какое-то время невидимый соглядатай оценивал обстановку; потом из-за двери донеслись приглушенные голоса. Красавчик забыл о ногтях и стал вслушиваться. До него долетали лишь обрывки слов, и только пару раз – предложений. Сережка тоже слушал, но с большим безразличием.

Голоса начали удаляться, мешаясь с собственным эхом, и вскоре растворились.

Соломон повернулся к другу, нарушил молчание:

– Ты успел разобрать?

– Не-а, – тот помотал головой. – Бухтели что-то, ни черта не понять.

– Я кое-что услышал, – сказал Красавчик. – Они сказали «остров» и еще что-то вроде «коневец». Слыхал про такое?

– Не, не слыхал. Может, мы на острове?

Красавчик прикинул в уме:

– Запросто.