Сейчас ему нужно просто ее присутствие. Да, она действительно может ему помочь. Она готова отдать ему свои чувства, свои мысли, свою душу не задумываясь.

— Тайлер, — зашептала она снова, прижавшись щекой к его руке. — Я люблю тебя, Тайлер.

Хейли затаила дыхание. Несколько долгих секунд ни один из них не шелохнулся. Расслышал ли ее Тайлер? Был шокирован? Раздражен? Обрадован? Он медленно поднял голову — как раз в тот момент, когда ей уже казалось, что она больше не выдержит этой тишины и неподвижности. Взгляд его серых глаз пронзил ее словно острие рапиры.

Но прежде чем кто-либо из них успел произнести хоть слово, дверь черного хода, тихонько скрипнув, открылась. Щелкнула задвижка. Тайлер весь подался на этот звук, точно собака, почуявшая дичь. Уж не показалось ли ему? Однако сомнения развеялись, когда Хейли вскочила с дивана и, сжав руки в кулаки, сделала два неуверенных шага в сторону кухни.

На пороге комнаты появилась Фейт, усталая и перепачканная с головы до ног. На ее грязных щеках слезы проложили две светлые дорожки. Джинсы на коленях были разорваны, в волосах — листья и обломки сухих веточек. Однако не ее внешний вид больше всего поразил Тайлера и Хейли. В глазах девочки горел огонь ненависти.

— Фейт, — тихо произнес Тайлер, облегченно расправляя плечи, — где ты пропадала?

— В лесу.

— Все это время? Ты что, не слышала, как мы тебя звали?

— Слышала. Только не отвечала. Потому что не хотела, чтобы вы меня нашли. И не хотела возвращаться сюда, к вам. Умереть — вот чего я хотела.

Это было сказано с такой откровенной тоской, что Тайлер, двинувшийся было навстречу Фейт, застыл на месте. Он смотрел на дочь непонимающим взглядом. Вся его поза говорила о полной растерянности: руки повисли как плети, рот приоткрылся. Ведь ему так хотелось подбежать к дочке, крепко обнять ее, удостовериться, что она жива и невредима, наконец-то дома, в полной безопасности. И вдруг — такая неприязнь. Тут действительно было от чего опешить. Тайлер обернулся к Хейли, ища у нее поддержки. На его взгляд женщина ответила точно таким же растерянным взглядом.

— Мы так волновались за тебя, Фейт, — заговорила Хейли с девочкой. — Твой папа чуть с ума не сошел. Мы уж тут обо всем передумали. Ведь с тобой все, что угодно, могло случиться.

— Не правда, вам наплевать на меня! — взорвалась Фейт. — Даже если бы я умерла, все равно наплевать! Я никому не нужна. И маме не нужна была. Она только и талдычила мне, какая я дура и уродина. Ее интересовали только приятели и приятельницы, но не я!

Она накинулась с криком на отца:

— И ты тоже не хотел, чтобы я жила у тебя! Ты тоже меня ненавидишь! Об одном только думаешь: о работе своей, дурацких звонках и совещаниях. А я для тебя — обуза!

Теперь девочка вся сотрясалась от судорожных рыданий, ее худенькие плечики вздрагивали, а грудь ходуном ходила, не в силах вместить столько эмоций. У Хейли сердце разрывалось при виде этих недетских страданий, однако она не знала, как подступиться к Фейт. И тогда та первой заговорила с женщиной, которую до сих пор считала подругой. На Хейли словно огненная лава полились гневные обличения:

— Ты только притворялась, что любишь меня, а на самом деле ни капельки не любила. Я так надеялась, что ты будешь с нами жить, заменишь мне маму. Но ты даже улыбнуться моему папе отказывалась. Он только прикоснется к тебе, а ты уже вся белая стоишь и зубами клацаешь от страха или бесишься, будто собака тебя укусила. А если бы вместо этого обнимала его и целовала, то он, может, и попросил бы тебя жить с нами. Вчера вечером я наврала Харперам, что ты моя мать. Они все восхищались, какая у меня мама хорошая и красивая.