Нушима засуетился. Он улыбается и мсье Рывчуку, и Блюхеру. Ай ай, как нехорошо получилось! Жоффр сидит в Токио; в Париже продолжаются секретные
переговоры о методах ведения борьбы с большевизмом именно на Дальнем Востоке, а тут с министром Блюхером начинается откровенный роман. Это,
конечно, красный специально подпустил, когда проходил Рывчук. Он знает, что делать. Ох как он хитро выбрал момент! Прямо в самую десятку
засадил!
– Господин министр, – говорит Рывчук, – позвольте мне потревожить вас просьбой.
– Пожалуйста.
– Моя дача находится в Березовке. А там ваше ведомство открыло полигон. Эта постоянная стрельба и взрывы – поверьте, большей неприятности трудно
себе представить во время отдыха.
– Большие неприятности не бывают продолжительными, – улыбается Василий Константинович, – а малые не заслуживают того, чтобы обращать на них
внимание.
Мсье Анатоль Рывчук отдает дань уважения столь блистательному ответу – он смеется уголками рта и отходит ровно через такой промежуток времени,
чтобы никто не имел возможности посчитать его обиженным.
Юркие лакеи в касторовых фраках обносят гостей вином. Нушима поднимает свой бокал:
– Господин министр, мне хочется выпить за разум воина, который ценит мир превыше всего на земле.
– Прекрасный тост. Благодарю вас.
– Прекрасный тост пьют, – улыбается Нушима.
– У нас в армии запрещено употребление спиртных напитков, – отвечает Блюхер. – Я пью вместе с вами символически.
– Неужели министр так бессилен, что не может отменить приказ хотя бы на один вечер?
– Чтобы министр был воистину сильным, он не должен отменять своих приказов даже на один час.
Блюхер ставит нетронутую рюмку на краешек маленького столика черного дерева, откланивается и выходит – через час назначено экстренное заседание
кабинета министров. Следом за ним уходят и другие руководители правительства республики. Остаются местные предприниматели, приглашенные артисты,
младший состав дипкорпуса. Все бросаются к столам, быстро едят и помногу пьют, лакеи бегают с мертвыми улыбочками, замершими на лицах; уже кто
то затягивает песню, а два актера слезливо выясняют отношения возле стеклянной двери, ведущей в зимний сад.
А там гуляют господин Нушима и мсье Рывчук. Разговор дипломатов точен и скуп.
– Нет, мсье Рывчук, – говорит на великолепном французском языке консул Нушима, – поверьте, речь шла о понятиях абстрактных, не имеющих отношения
к практике наших взаимоотношений. И потом, позвольте быть до конца искренним. Ленин не принимает вашего главного требования – оплатить долги
прежнего правительства? Нет. Но переговоры вы ведете, и наше правительство понимает, отчего вы их ведете и чем они могут кончиться. Разве
повторение вашего опыта – я беру самый крайний случай, об этом у нас никто не хочет и думать, – разве согласие на переговоры с красными, но при
выдвижении ряда требований, не пойдет на пользу нашему общему делу?
– Я отвечаю вам искренностью на искренность, мой дорогой Нушима. Наш опыт переговоров с красными показывает или, во всяком случае, должен
показать всем, кто хочет видеть, абсолютную бесполезность каких либо контактов с ними. Стоит ли вам убеждать себя в этом, повторяя наш горький
путь?
ВЕЧЕРНЯЯ ЧИТА
Блюхер идет по пустынным переулкам – автомобиль он отпустил; заседание будет сложное; надо собраться как следует. Длинно воют собаки. Ставни на
всех окнах закрыты. Пробивающиеся лучики света лежат на земле причудливыми рисунками. Молодой месяц в черном небе похож на клоуна. |