- Ну, знаешь,- возмутился тот настолько откоровенно, что Стреляный даже зависть испытал некоторую - бывает же на свете, кроме блата и невозвращенных долгов еще и обыкновенное мужское братство.- Это у вас в Москве, может быть, дружба является разменной монетой, а в глубинке, где все друг у друга на виду, она ценится, как единый эталон совместного благополучия.

- Не коммуна, конечно, но нечто очень похожее,- насмешливо перебил его Федор.- Под одним одеялом спать не пробовали скопом? Шучу, шучу, успокойся. Но на будущее учти: в Москве коминтерновские замашки не проканают. Вон ты сейчас выложил пьянчужкам в сквере полтора стольника на пойло и думаешь небось - облагодетельствовал их. Хочешь, скажу, о чем у них сейчас базар? О том, что мы так рано ушли из сквера - до вечера они бы тебя как минимум еще на столько же раскололи бы. И слезам, кстати, Москва тоже не верит - не зря об этом фильмы снимают.

- Это ты насчет кума, да?- спросил Димон, поднимаясь из-за стола.- Ну спасибо, братан, встретил и выслушал по высшему разряду, Пойду-ка я, пожалуй, в гостиницу - видать, адресок-то перепутал, когда сюда катил. Надо же, как быстро воля перековывает человека.

- Сядь,- тяжело и властно проговорил Федор так, что Димон тут же плюхнулся на кухонный табурет, с которого было вскочил.- Даже в суде после приговора осужденному предоставляют последнее слово, а ты хочешь обгадить меня и уйти, упиваясь собственной моральной победой? Не выйдет, корешок, не на того нарвался. Я сейчас не вдавался в личности, а говорил о принципах поведения вновь прибывшего в большой город. Чтобы не стать здесь общипанным лохом, ты должен всего-навсего соблюсти три правила "не раскрывать": не раскрывать душу первому встречному, не раскрывать рот прежде, чем хорошенько взвесишь последствия сказанного тобой и не раскрывать своего бумажника без видов на последующую прибыль. Это принцип нового современного общества, который ничем не отличается от лагерного - и те, и эти разделены "колючкой" и противопобеговой сигнализацией. Ибо общество, в котором беспредел катит за мазу - уже не общество, а колония. Из этих правил есть лишь одно исключение - к ним не имеет никакого отношения наша с тобой дружба, скрепленная общей тюремной пайкой и общей кровью, которая нас побратала навеки. Ну вот, пожалуй, и все. Если тебе не по нраву мораль, которую я тут проповедую уже без малого полчаса - можешь встать и уйти, забыв мой адрес, даже имя забыв. Но прежде с минуту подумай.

Димон подумал.

- А есть иное решение этой проблемы?- наконец, спросил он.

- Конечно, - улыбнулся Стреляный, снимая напряжение.- Мы сейчас давим вот эту бутылку водки, по ходу дела составляя план выхода на отморозков, замочивших твоего корефана. И неважно, какие на них будут шмотки - на беспредел мы ответим беспределом.

- Что ж, второй вариант мне подходит по всем статьям,- Димон поднял наполненный стакан и, подмигнув Федору, опорожнил его до дна единым духом.За Вадима, пусть ему земля будет пухом.

- Да, кстати, неплохо было бы позвонить в ментовку и сообщить его точный домашний адрес,- напомнил ему Стреляный.- Только знаешь что, на всякий случай звони из автомата . Держи вот карточку, это в сотне метров за углом дома с южной стороны.

Оставшись один, Стреляный задумывается. Выпитое греет душу, а в мысли поневоле вкрадываются воспоминания не столь отдаленных событий, напрямую касающихся и его, и Димона личностей...

Случай свел их в одном из семи Нижнетагильских лагерей, куда Стреляный попал временно с "пересылки". Его здесь ждали как "законника". Но администрация лагеря рассудила иначе. " Если всех законников, и старых, и "новых нэпманов", освободить от работы - кто будет кормить хозрасчетную зону? На тебе, парниша, трое суток на обустройство, а после милости просим на лесоповал. В противном случае..." Федор знал, что будет в противном случае - в последние годы из бывших афганцев и прочих спецназов, побывавших в "горячих точках", формировались особые отряды по зачистке "размороженных зон" с массовыми беспорядками.