Ее терзало подозрение, что в результате всяческих махинаций им, Тюриным, подсунули не ту, не настоящую заграницу. Суровые слова Ростислава Ильича вроде бы подтверждали это подозрение, но оставалась еще надежда на то, что он имеет в виду всего лишь погоды: к плохим погодам щербатовцы были готовы.

— Да нет, климат там приятственный, — ответил Ростислав Ильич, — я бы сказал — курортный.

— Вот видите! — с ревнивым укором сказала Людмила. — Что же тогда?

— Ну, не стану пугать заранее… — уклончиво проговорил Ростислав Ильич. — Увидите все на месте. Одна подробность: мясо завозят раз в месяц, и очередь надо занимать в три часа утра.

— Этим нас не удивишь, — храбро ответила Людмила. — Мы в Щербатове мясными продуктами не избалованы. Зато, когда озера облавливают, нам рыбка перепадает. Не через магазины, конечно, а так, вы меня понимаете. Вдруг начинают вялить в каждом доме, на каждой улице. Значит, беги по своим каналам. Ну, а там, наверно, просто рыбное изобилие? — Океан есть океан.

Лучше бы она не забегала вперед со своим океаном, но уж очень хотелось получить утвердительный ответ.

— Изобилие — сильно сказано, — с удовольствием проговорил Ростислав Ильич. — За два года вкус рыбы я там успел позабыть.

— А что, разве местные не ловят? — не удержавшись, спросил из-за спинки кресла Андрей. — Табу какое-нибудь?

Ростислав Ильич посмотрел на него через плечо.

— Будет лучше, юноша, — дружелюбно сказал он, — если ты станешь говорить не «табу», а «табу». Нет, никакого табу не имеется. Ловят местные жители, но не продают. Сами потребляют. Я как-то на пляже спросил одного рыбака, не продаст ли он мне свой улов. Так, десяток рыбешек в переднике. «Нафинг», — ответил он мне. Знаете, категорически, с пренебрежением: «Н-на-финг!» И прошел мимо.

Эту сцену Андрей отчетливо увидел: белый пляж, зеленые волны — и свирепый рыбак в мокром переднике с ослепительной улыбкой на темном лице.

— Ну, если за ценой не постоять… — с сомнением промолвила; Людмила.

— Все равно не получится, — ответил Ростислав Ильич. — Продавать им невыгодно. Не знаю, как проще объяснить…

— Да понятно! — вновь не утерпев, высунулся Андрей. — Развивающаяся страна. Инфляция. Долги. Стихийные бедствия.

Ростислав Ильич помолчал, то ли выжидая, что Андрей скажет еще, то ли давая ему время осознать дурость уже сказанного.

— Большой у вас мальчик, — проговорил он со странной интонацией насмешливого почтения. — И как только пустили?

Вот это была уже настоящая поклевка. Красно-белый поплавочек дернулся два раза, распуская несерьезные круги, и вдруг его так круто повело на дно, что Андрей даже не успел покраснеть, он просто сомлел, и лоб его покрылся каплями пота. «Все-таки спросил, гад ползучий, — тоскливо подумал он, отворачиваясь к иллюминатору. — Уж если и этот спросил, то все будут спрашивать, все, все. Не убережешься».

«Горькое разочарование…» Вкус этих слов Андрей почувствовал на языке. А он-то, чудак, надеялся, что его стыд, его тайная хворь останется там, в аэропорту, у выхода на летное поле… Не тут-то было, он везет этот свой невидимый горб с собою, в точности как улитка повсюду таскает на себе свою раковину. Но в раковине хоть убежище, а здесь наоборот, даже слова такого в человеческом языке не придумано… Неужели это навек?

Все стало пасмурным и неуютным вокруг, не на что было смотреть, не о чем думать.