Советник появился из тени дерева и поклонился.

– Вы готовы к встречи с императором? – поинтересовался он.

– Да, безусловно…

– Тогда идёмте, я провожу вас. Император в прекрасном настроении, я убедил его, что личные симпатии не подвластны регенту.

– Значит, император поставит печать на документе, подтверждающем мои права? – беспокоился даймё.

– Конечно, на тех условиях, о которых мы говорили. Но, если вы пожелаете изменить их со временем…

– Советник, – перебил даймё, – я служил покойному императору. Моё слово – слово самурая!

Фусю остановился и примирительно поклонился Нобунаге.

– Я не сомневаюсь в вашей чести, господин Нобунага.

– И правильно делаете, советник! – резко заметил даймё и надел шлем.

После непродолжительной перепалки они проследовали к Серебряному павильону и поднялись на нижнюю веранду, защищённую от изнуряющего зноя кроной разросшихся деревьев. Нобунага почувствовал, как его обдало прохладой и ароматом цветов.

Посредине веранды сидели три молодые девушки и наигрывали на бива приятную протяжную мелодию.

– Эту мелодию сочинил сам император, – пояснил советник. Даймё лишь одобрительно кивнул в ответ. Он любил музыку, несмотря на свой жестокий и воинственный нрав, – ничто прекрасное ему не было чуждо. Но сейчас Нобунагу заботила встреча с Гендзи, которого он в последний раз видел ещё при жизни Огимати, и многое с тех пор изменилось.

По мере того, как Нобунага в сопровождении советника Фусю поднимался на второй этаж павильона, до его слуха доносились стихи:

Наконец перед ними открылась просторная веранда, украшенная множеством серебристых гирлянд, которые оплетали деревянные колонны, балки, свисали с потолка, подобно блестящему дождю…

Молодой придворный поэт в кимоно цвета акации декламировал свои сочинения перед Гендзи-тенно, его матерью, вдовствующей императрицей Аояги и несколькими придворными. При виде советника и даймё он ретировался, удалившись вглубь веранды.

Госпожа Аояги невольно улыбнулась и, делая вид, что обмахивается веером, слегка прикрыла им лицо. Внутри Нобунаги поднялись давно забытые чувства – Аояги была по-прежнему хороша и желанна, несмотря на то, что недавно минула её тридцать четвёртая весна. Кимоно бледно-розового цвета, расшитое цветами гиацинта, придавало женщине некую девичью свежесть, её чёрные блестящие волосы, ниспадавшие на плечи, струились подобно великолепному водопаду.

Даймё невольно вспомнил, как боготворил молодую императрицу, восхищаясь её красотой, умом, умением вести беседу и порой направлять помыслы императора в нужное русло. Ему не хотелось признаваться, что своей преданной службой династии Огимати он обязан, прежде всего, прекрасной Аояги.

Советник Фусю сделал несколько шагов вперёд и почтительно поклонился.

– Тенно, явился господин Нобунага с нижайшей просьбой, – негромко сказал он.

Император пристально воззрился на просителя. В свою очередь даймё заметил насколько ему знаком сей взгляд – Гендзи был как две капли воды похож на покойного Огимати Митихито.

Нобунага приблизился к татами, на котором расположились Гендзи, госпожа Аояги и придворные. Он опустился на колени, снял шлем, поставил его рядом с собой и, склонившись в поклоне, коснулся лбом пола.

Гендзи молчал, взвешивая, стоит ли удовлетворять просьбу даймё? Будет ли этот вассал верно служить ему?

– Я рад видеть вас, господин Нобунага, – наконец произнёс Гендзи. Начало разговора означало, что проситель может подняться с колен и внимать словам императора.

– Благодарю вас, тенно. Для меня великая честь видеть вас и госпожу Аояги.