|
Он знал, что пещеры были вырыты в давние времена ныне исчезнувшим племенем, и, свято чтя народные предания, полагал, как и все местные жители, что эти люди были волшебниками, — убеждение, которое нисколько не пугало его, а, напротив, неудержимо влекло в эти места. Он слышал в юности немало сказок о волшебных ружьях, о неуязвимых людях, о путниках-невидимках, и в его бесстрашной душе, жаждавшей чудес, жило лишь одно желание: встретить колдуна, волшебника или черта, который в обмен на договор, скрепленный кровью, дал бы ему сверхъестественную власть над людьми. Но напрасно вызывал он тени древних обитателей долины Модика: их призраки так и не явились ему, и Паскаль Бруно остался, к своему великому огорчению, таким же человеком, как и все прочие люди; и все же он выделялся среди горцев, ибо мало кто из них мог потягаться с ним силой и ловкостью.
Бруно промечтал около часа у изголовья раненого мальчика, когда тот наконец вышел из забытья; он открыл глаза, недоуменно огляделся и остановил взгляд на своем спасителе, еще не зная, кто перед ним — друг или враг. При этом у него, видимо, мелькнула смутная мысль о самозащите, ибо он поднес руку к поясу в поисках своего верного ятагана, но, не найдя его, тяжело вздохнул. — Тебе больно? — спросил Бруно, прибегнув к франкскому языку, который понятен решительно всем на берегах Средиземного моря, от Марселя до Александрии, от Константинополя до Алжира, и с помощью которого можно объездить весь Старый Свет. — Кто ты? — спросил мальчик. — Друг. — Разве я не твой пленник? — Нет. — Как же я попал сюда? Паскаль все рассказал ему; мальчик внимательно выслушал рассказ, а когда тот подошел к концу, посмотрел прямо в глаза Бруно и спросил с чувством глубокой благодарности: — Хочешь быть моим отцом, ты, который спас мне жизнь? — Хочу. — Отец, — проговорил раненый, — твоего сына зовут Али. А тебя как звать? — Паскаль Бруно. — Да благославит тебя аллах! — сказал мальчик. — Не надо ли тебе чего-нибудь? — Воды, пить хочется. Паскаль взял глиняную кружку, спрятанную в углублении скалы, и спустился к ручью, протекавшему неподалеку от пещеры. Вернувшись, он бросил взгляд на ятаган мальчика и заметил, что раненый даже не попытался достать его. Али с жадностью схватил кружку и разом опорожнил ее. — Да ниспошлет тебе аллах столько счастливых лет, сколько капель в этом сосуде, — сказал Али, возвращая кружку. — Ты славный мальчик, — прошептал Бруно, — скорее поправляйся, а когда поправишься, вернешься к себе в Африку. Мальчик поправился и остался в Сицилии: он так полюбил Бруно, что не захотел с ним расстаться. С тех пор они были неразлучны. Али ходил с Бруно на охоту в горы, помогал ему управлять лодкой на море и готов был отдать жизнь по знаку того, кого он звал своим отцом. Это Али сопровождал Бруно на виллу князя де Карини, это он ждал его под окнами Джеммы и дважды подал сигнал о грозящей опасности — первый раз, когда князь позвонил у калитки, и второй, когда тот вошел в замок. Мальчик уже хотел было подняться в комнату Джеммы, чтобы помочь отцу, но тут Бруно выпрыгнул из окна. Али побежал за ним. Они добрались до берега, сели в ожидавшую их лодку, и, так как ночью нельзя было выйти в море, не возбудив подозрения, они смешались с рыбачьими лодками, ожидавшими рассвета в порту. Этой ночью Али так же заботливо ухаживал за Паскалем, как и тот ухаживал за ним когда-то, ибо князь де Карини не промахнулся; пуля, которую он напрасно искал в обивке стен, застряла в плече Бруно, и Али пришлось сделать лишь небольшой надрез своим ятаганом, чтобы вынуть ее со стороны, противоположной той, в какую она вошла. |
