– Скорее всего, у него случился обычный сердечный приступ. Ужасно некстати.

– Как будто приступы случаются кстати!

– Тебе что-нибудь известно о Генрихе, кроме того, что он жених Доры?

– Совсем немного. Его фамилия Семирадский, он предприниматель. Я впервые увидела его сегодня на вечеринке. Дора решила сделать нам сюрприз.

– Ей это удалось.

– Она молчала, чтобы не сглазить предстоящее замужество. Третья попытка! Я имею в виду свадьбу.

– А чем окончились первые две? Тоже смертью претендентов на руку и сердце Доры?

– Я же тебе говорила, что первый жених увлекался альпинизмом и его накрыла лавина. А второй утонул в Красном море.

– Любитель дайвинга?

– Наверное. Я не выясняла подробностей. Теперь вот Генрих.

– Прямо рок какой-то, – усмехнулся Лавров. – От Доры мужикам надо держаться подальше.

– Это не смешно.

– Разве я смеюсь? Должно быть, кто-то против замужества Доры. У нее есть сестры, братья?

– Она одна у родителей.

– Богатая наследница?

– Я чужих денег не считаю, – вздохнула Катя. – Но Дудинские не бедствуют.

– Ну да, на последние гроши таких помолвок не закатывают.

– Ладно, хватит болтать, идем к Доре.

Они нашли безутешную невесту на диване в комнате отдыха. Глаза Доры опухли от слез, макияж потек, нос покраснел, волосы потеряли блеск. Она дремала. Рядом в кресле скучал один из охранников-близнецов с бейджиком «Игорь». Завидев Катю с Лавровым, он оживился.

– Вы доставите ее домой? Сама она не доедет. Нужен сопровождающий.

Дора лежала босая, в мятом платье, весь ее лоск улетучился. На усталом лице виднелись веснушки и красные пятнышки на лбу и щеках.

– Она сможет идти?

– Ей вкатили большую дозу транквилизатора, – сообщил Игорь. – Она засыпает. Если надо, я помогу донести ее до машины.

Дора оставалась безучастной. Она слышала, о чем говорят, но у нее не было сил даже пальцем пошевелить…

* * *

Глория с удовольствием доедала мамины пельмени. Та сидела напротив и делилась последними новостями.

– Помнишь Генриха Семирадского? Вы учились вместе в медицинском.

– Конечно, помню. Он был стоматологом в частной клинике, потом открыл свой кабинет. Мы давно не виделись.

Глория еще не закончила фразу, как перед ней возникло лежащее лицом вниз безжизненное тело мужчины в светлой рубашке и темных брюках. Она поперхнулась, закашлялась и отодвинула тарелку. Аппетит пропал.

– Генрих умер, – сказала мать. – Звонила твоя однокурсница, спрашивала тебя. Ты пойдешь на похороны?

– Он умер? Ты ничего не напутала?

Глория задавала вопросы, хотя ответ был ей известен.

– Помилуй, речь идет о похоронах. Как я могу напутать? Если хочешь, позвони и сама все узнай. Ты общаешься с кем-нибудь или по-прежнему живешь затворницей?

– Я уехала из Москвы для того, чтобы уединиться.

– Тебе не кажется, что твое уединение затянулось?

– Ма, не начинай.

Мать укоризненно вздохнула и поправила волосы. Она всегда так делала, когда поведение дочери не соответствовало ее ожиданиям. Кто бы мог подумать, что ее красавица Глория рано овдовеет, променяет Москву на глухую деревню и слышать не захочет о новом замужестве. А ведь она еще молода, умна и не лишена амбиций. Хотя теперь уже непонятно, остались ли амбиции.

– Тебе надо бывать в обществе.

– Ма, у меня есть все, что нужно.