— Ваш академик, — начал Пересядько, с какой-то даже гадливостью произнеся последнее слово, — собрал деревенских хлопчиков, всех — от пяти до пятнадцати годков, — и сказал, что даст по 20 долларов первым пятерым следопытам — так и сказал — следопытам, кто найдет фиолетовый камушек на поле, где впервые увидели сквирлов. Ну не безумие ли это? — возвысил свой и без того тонкий и зычный голос фермерский председатель. — Ну бывают ли фиолетовые камушки? Теперь наши несчастные хлопчики накупили на последние денежки в сельпо фонарики и собираются всю ночь искать! Ну ладно, он вас мучает, нас мучает — бумагу для военных не выдает, — так он теперь же и за детишек принялся. Но ее фиолетовых камушков в природе не бывает, так ведь?

— Бывают, — серьезно отозвался Владимир, сразу успевший оценить изящность хода мыслей академика. — Бывают. Это метеориты.

Роман Максимович в ответ часто-часто закивал головой, так, что его толстые щеки заколыхались, как студень на тарелке, будто говоря этим: «Ну, стало быть, и ты такой же псих, как твой шеф», суетливо пожал Владимиру руку на прощание и уехал. Володя же вернулся в лабораторию, брезгливо вытирая о штаны ладонь, вымазанную пересядьковским потом.

И ведь академик оказался прав! Следующим же утром ни свет ни заря к ученым заявилась целая делегация мальчишек, младшему из которых и вовсе было не более трех лет, а старший ему в отцы годился, общим числом 12 душ. Они торжественно и недоверчиво вручили академику метеоритных камней — а прошлой весной по всей планете действительно было зафиксировано небывалое прежде количество падений именно таких, крупных, фиолетовых, с красноватым отливом, камушков — удивительно, как никто не пострадал, — и когда Бадмаев, чуть не прыгая от радости, хотел бежать к своим микроскопам, ребята физически не пустили его, требуя сто баксов. «Дяденька, дай сто баксов, — кричали они, облепив академика. — Дяденька, ну дай сто баксов, ну ты же обещал». Володе, который с трудом сдерживал улыбку от фееричности зрелища, сразу вспомнились Ильф и Петров с незабвенными двенадцатью стульями. Казалось, что сейчас Бадмаев, всем видом своим напоминавший теперь Кису Воробьянинова в самые худшие моменты его многотрудной жизни, скажет им вполне по-остаповски: «А может, вам еще и ключ от квартиры, где деньги лежат?»

Но нет. Академик суетливо сунул камни в карман и сказал:

— Ах да, простите. Вас устроит одной купюрой?

— Да, да! — загалдела детвора, все плотнее обступая потасканного на вид Бадмаева.

— Вот, возьмите, — Бадмаев полез в кошелек и отдал 100 долларов самому старшему.

Ребятишки мгновенно умолкли до звенящей тишины — жаворонок еще спал, — пока старший проверял на просвет и на ощупь подлинность купюры. Наконец, уверившись, протянул Бадмаеву руку и сказал:

— Спасибо, академик. Если чего еще надо, мы всегда рядом.

— Спасибо, ребята. Будьте здоровы, — ответил Бадмаев, погладив по головке самого маленького и чумазого, сосредоточенно ковырявшего в носу. И ребятня галдящей стаей помчалась, прямо через поле, прочь от лаборатории, обсуждая, на что они потратят такую немалую сумму. Академик же уже пыхтел от возбуждения над микроскопом, просматривая инопланетную породу, выискивая в ней то, что, как он был убежден, просто обязано было в ней найтись. А потом тихо, почти шепотом, сказал: — Вот оно, Володя. Смотри, это яйцо сквирла.

И опять Володя с Бадмаевым заварили и выпили кофе, и вновь закипела у них работа — Владимир вел дневник эксперимента и фиксировал все происходящее на пленку.