В глубине двора, под навесом, стояла «Волга» Руденко. Навес был прилеплен к летней кухне (флигелю), плавно переходящей в добротный кирпичный гараж на две машины. Рядом с кухней высился насыпной погреб с обитой железом дверью и оборудованным по всем правилам инженерного искусства вентиляционным коробом.

«Волга» под навесом… Значит, Руденко собирался куда-то ехать? Какое досадное упущение! Надо было предусмотреть хотя бы беглый обзор двора, прежде чем тащить полковника в контрразведку. А то сосредоточились на деликатности в отношении родственников преступника и прозевали такой здоровенный флюид…

— Мы тут ночевать будем? — Петрушин многозначительно посмотрел на Иванова и кивнул в сторону погреба. — Вот с чего надо было начинать! Не выходит никто — ну и хрен с ними…

— А мы в мирном городе, — веско напомнил Иванов. — Привыкайте, нам ещё не раз в такой обстановке придётся трудиться.

— Сходить? — предложила Лиза. — Типа дама, толерантность и всё такое прочее…

— Спасибо, я сам, — полковник с благодарностью глянул на Лизу, пошёл к крыльцу и через плечо показал нам кулак: — Стоять, не двигаться, ничего не трогать! Хоть одна банка с огурцами пропадёт — вычту с получки…

Иванов громко постучал в металлическую дверь — (мало ли, вдруг звонок у калитки нерабочий?), выждал для приличия с минуту и вошёл. Как только он распахнул дверь дома, во двор плеснула задорная музыка и характерный гомон застолья.

— Ну! — Глебыч одобрительно крякнул: — Отдыхают люди. Теперь понятно, почему не открывали.

— Че-то тут того… — Вася с сомнением покрутил головой и зачем-то задвигал ноздрями, как будто принюхиваясь. — Не того…

— В смысле? — насторожился Петрушин.

— Да как в погребе! Когда гуляют, всегда на улице слышно. Чай, не глухонемые. А тут — тишина. Пока дверь не раскрыли, не слышали ничего…

— Значит, звукоизоляция хорошая, — рассудительно заметил Глебыч. — Вон, стеклопакеты везде…

— А гости? Кто видел, как гости съезжаются? — Вася обернулся ко мне. — Я что, всё на свете проспал?!

— Не было гостей, — успокоил я Васю. — Наверное, приехали, когда мы в контрразведку…

В этот момент на крыльцо вышел Иванов.

И как-то странно вышел… Задом наперёд, на цыпочках, вжав голову в плечи и как будто даже затаив дыхание. Знаете, как пятится человек от чего-то большого и страшного, боясь это страшное разбудить!

— К бою! — тихо рявкнул Петрушин.

Мы метнулись к дому, доставая на ходу оружие, и прилипли спинами к стене.

— Не надо, — Иванов шумно выдохнул и помотал головой, будто отгоняя наваждение. — Заходите. Только аккуратно, не наступите…

В доме было скверно. Всё перевёрнуто вверх дном, повсюду разбросаны вещи. Навороченный домашний кинотеатр (простому военному такой явно не по карману) орёт как оглашенный, транслируя видеозапись чьей-то свадьбы…

На полу, в гостиной, в буквальном смысле плавали в собственной крови три женщины разных поколений. На свои оперативные снимки они сейчас были похоже меньше всего, но я всё-таки определил, что это тёща, жена и дочь нашего преступника. У всех трёх было перерезано горло. Вернее, не просто перерезано, а прямо-таки развалено до шейных позвонков.

— Вход держите, — деловито буркнул более других адаптированный к таким зрелищам Петрушин и кивнул Васе: — Пошли…

Характерная деталь: дочь Руденко, девочка лет пятнадцати, почти полностью обнажена.