В общем, он потребовал возврата денег. Я, естественно, отказался. Тогда Дрюня подал на меня в суд, но потом, проконсультировавшись с юристом, заявление забрал, и начал терроризировать меня звонками. Эта вялотекущая, как шизофрения, распря тянулась уже который год, и наконец-то несколько дней назад я, по натуре своей далеко не герой, отважился на решительные действия, твердо вознамерившись встретиться с Дрюней один на один и поставить точку, а если не поймет, послать подальше…

Николенька, услышав, что мне пора, тоже засобирался – ему надо было на вокзал, «…и еще в-в т-три м-места!». Мы вместе вышли из дому, дошагали до метро, и разъехались…

Встретиться с Дрюней мы уговорились на Сухаревской. Я вышел из метро, купил в палатке сигарет, отошел в сторону, распечатывая над урной пачку, и вдруг услышал за спиной незнакомый сонный бас:

– Этот, что ли?…

– Этот, этот! – радостно залебезил голос моего визави. Я повернулся.

Надо мной возвышался здоровенный, накаченный детина, не смотря на осенний холодок, одетый в майку, туго натянувшуюся на выпуклой, волосатой груди. Рядом с детиной переминался, суетливо ломая пальцы и страдальчески-удовлетворенно морща и без того паскудное лицо, Дрюня.

– Ну че, мужик? – глядя на меня тусклыми глазами, сказал качок: – Ты, в натуре, тупой, да? Бабки возвращать будешь?

Надо было что-то отвечать. Я растерялся от неожиданности – наши с Дрюней дела не касались ни кого постороннего, и то, что он привел с собой «бойца», повергло меня в шок – я, мягко говоря, не любил конфликтов, а еще больше не любил (читай – боялся, чего уж там!) вот такую породу людей, к которой принадлежал парень в майке.

– Вообще-то я никому ничего не должен! – тихо ответил я, тоскливо озираясь – и милиции поблизости не видно…

– Че ты там мямлишь? – голос детины налился злобой: – Козел, за такие дела, за такие подставки тебя ваще запетушить надо! Короче, не хер с тобой базарить, завтра вернешь полторы штуки грин, и гуляй! Понял?!

Конфликта было не избежать. «Убить – не убьет, но покалечит!», – подумал я. Ну что делать? Бежать? Не солидно, но… Но, пожалуй, это единственный выход. Я уже приготовился нырнуть под волосатой лапой качка, и тут… Это было похоже на ощущение, которое возникает на стрельбище у человека, первый раз нажавшего на спусковой крючок «калаша». То есть до этого ты тысячу раз видел, как телевизионно-киношные герои от пуза палят себе из автомата, а когда сам стреляешь в первый раз, вдруг автомат дергается в руках, в плечо бьет отдачей, и оглушительное – пп-а-ах-ц!!! И звон в ушах – т-и-инн-н-нь… И голова плывет… И руки трясутся… По научному это называется «звуковой шок».

Вот нечто такое со мной и произошло, только безо всякого шума. Просто я почувствовал, что где-то в вышине надо мной словно сдвинулось что-то очень большое – как корабль в тумане, и сразу же в ушах зазвенело, глаза заволокло на секунду, «картинка смазалась», и… И все прошло!

Озадаченный, я хмуро взглянул в мутные очи качка и неожиданно для себя твердо ответил:

– Не понял! В своих делах мы сами разберемся…

Договорить я не успел – могучая длань ухватила меня за отворот пальто и потянула, прямо перед собой я увидел гневно сведенные брови над маленькими, свиными глазками. И вдруг, еще более неожиданно для себя самого, я резко ударил лбом прямо в эту жирную переносицу! Не сильно, не умело, но ударил!

Детина разжал руку, удивленно потрогал нос, и тут из волосатых, широких ноздрей на белую майку хлынул такой мощный поток ярко-алой крови, что я даже вскрикнул от неожиданности, отпрянув в сторону.