Стоило попытаться открыть дверь снаружи, как раздался бы такой оглушительный свист, что незваный гость тотчас пустился бы наутек. Дру взял палку и, уперев ее в пол, приставил Другим концом к нижней панели взломанной двери. Затем, включив сигнализацию, прошел в свою разоренную спальню, набросил простыню на разодранный матрас, снял туфли и лег.
Через несколько минут, он уже спал, но очень скоро его разбудил телефонный звонок. Плохо соображая, Лэтем схватил трубку.
— Да?.. Алло?..
— Это Кортленд, Дру. Простите, что звоню в такой поздний час, но дело не терпит отлагательств.
— Что случилось?
— Видите ли, германский посол...
— Он знал про сегодняшнее?
— Абсолютно ничего. Соренсон позвонил ему из Вашингтона и, судя по всему, поднял страшный шум. А вскоре после него то же самое сделал Клод Моро.
— Ну и ну! Но что же все-таки происходит?
— Посол Хайнрих Крейтц будет здесь в девять часов утра. Соренсон и Моро просят вас тоже приехать к этому времени. Не только для того, чтобы подтвердить все изложенное в отчетах. Вы должны выразить категорический протест против нападения на вас.
— Эти два ветерана-разведчика решили взять его в клещи, не так ли?
— Я человек штатский, Дру. Но, право же, не думаю, что Крейтц наш враг.
— Конечно нет, и более того, он человек совестливый. Но даже он не знает всех своих сотрудников в Париже. Ему не мешает поднять волну, а именно этого и хотят Соренсон и Моро.
— Мне иногда кажется, что люди вашей профессии говорят на каком-то особом языке.
— Так оно и есть, господин посол. Это называется затемнением смысла и позволяет впоследствии все отрицать. Я сказал бы, что это — наш lingua franca...
— Для меня это что-то невнятное.
— Я смертельно устал.
— Сколько вам нужно времени, чтобы добраться до посольства?
— Сначала мне надо добраться до гаража, где стоит моя машина...
— Теперь вам предоставлена машина Второго бюро, — прервал его Кортленд.
— Простите, забыл... Значит, в зависимости от перегрузки улиц — минут пятнадцать.
— Сейчас десять минут седьмого. Я попрошу мою секретаршу разбудить вас в половине девятого и буду ждать вас в девять. А пока — немного отдохните.
— Может, мне следует рассказать вам, что произошло... Но посол уже повесил трубку. «Так оно, пожалуй, лучше», — подумал Лэтем. Кортленд пожелал бы узнать подробности, и разговор затянулся бы. Дру снова улегся. Одно только хорошо: теперь неделю, а то и больше — в зависимости от того, сколько займет ремонт квартиры, — он будет жить в очень хорошем отеле, а счет оплатит Вашингтон.
— Kommen, — сказал пилот, кивнув на мотоцикл с коляской. — Los! Der Krankenhaus!
— Хорошо, — ответил по-немецки мужчина в гражданском костюме и, повернувшись, взял из планера медицинский кожаный чемоданчик. — Полагаю, доктор Крёгер уже здесь, — добавил он, залезая в коляску мотоцикла. Пилот сел за руль и включил мотор.
— Не знаю, майн герр. Я должен доставить вас в клинику, а имена мне не известны.
— Тогда забудьте имя, которое я назвал.
— А я ничего и не слышал, майн герр.
Мотоцикл помчался по одному из затянутых сеткой коридоров и, сделав несколько поворотов, направился на север, в другой конец долины: Там, тоже под сеткой, стоял одноэтажный дом, несколько отличавшийся от других, построенных из крепкого дерева. Этот дом был сложен из шлакоблоков с прокладками из цемента, и с юга к нему примыкал энергокомплекс, откуда непрерывно исходил низкий, мощный гул. |