Оставались самые глубинные пласты истории. Рука уже проникла под подкладку в махровую дырку. Археологи со всего мира затаили дыхание. Научное открытие не состоялось, потому что времени было катастрофически мало.

Я сбежала по ступенькам с грацией беременного бегемота. Зато теперь все соседи знают, что у меня новые туфли.

Между первым и вторым этажом мы поменялись с почтовым ящиком. Я оставила ему два своих ногтя. А он выдал мне, скрипя дверкой, свежую газету с моим объявлением. Ему показалось мало, поэтому он дал мне сдачи, внезапно открывшись снова. Теперь мы с ним квиты.

Я понеслась трусцой по двору, здороваясь со всеми, не глядя. Няни должны быть вежливыми. Особенно, если в их руках огромный черный зонт.

Дождик мерзко накрапывал. Асфальт темнел под семенящими в сторону остановки ногами. Я эффектно раскрыла свой зонт. Впервые за пять лет я взяла его не зря. Меня начинают пугать такие совпадения!

Резкий порыв ветра поднял мою юбку и вывернул зонт наизнанку. Меня несло по проспекту в сторону помойки. Я бороздила каблуками мокрый асфальт.  Еще немного и придется просить воздушный коридор.

Мой зонт, вырванный ветром, пролетел над деревьями. Я с досадой вспоминала, сколько он стоил. Если его будет сбивать ПВО, то пусть сбивает аккуратно.

На остановке собралась целая толпа. У всех были такие выражения лиц, словно они только что спрятали труп. И останавливаться на одном трупе не собираются. Меня пугала суровая воинственная бабка с телегой в намокшем мышином пальто и пестром платке. Что то мне подсказывало, что инициатором убийства была она. И пока она рядом никто ни в чем не признается. Колготки требовали, чтобы я держалась от нее подальше.

– Сколько до Седых? – задыхаясь, выкрикнула я в лицо таксисту. Он не ожидал такой прыти и такого напора. Мужик  просто остановился на светофоре.  Позади меня чуть не случилась авария. Мне до сих пор орали: «Куда прешь, дура!». И обещали покатать на покрышках.

– Если будете так бросаться под колеса, то до Седых вам недолго, – задумчиво ответил таксист. Он умудрялся пить кофе, курить в окно и разговаривать по телефону.

Я шуршала кошельком, доставая заначку. Кошелек орал: «Может, не надо?».  Но я была настроена решительно.

Стоило мне протянуть мятую купюру, как меня тут же впустили в обитель шансона и даже угостили кофе. Прямо на  платье. Я поехала, как королева, высокомерно провожая взглядом остановку.

Газета в моих руках прошуршала новостями. Я открыла ее на последней странице с объявлениями. «Няня. Б.У. О.Р.А.Л. и А.Н.А.Л. Звоните в любое время!». Надо мной кто то  чинил крыши. Подо мной кто то рыл ямы.  «Няня. Безопасные услуги. Опыт Работы. Английская Лингвистика. Аккуратная. Непритязательная. Активная. Ласковая. Звонить в любое время!» – звучало объявление, за которое я заплатила целых пятьсот рублей в редакцию.

За такие сокращения мне хотелось сократить численность редакции.

У меня и так очень поэтическое имя. Фиолетовое Варенье Мимосралович. Иногда я бываю Малосралович. Иногда Многосралович. Для родителей и по паспорту я Виолетта Валерьевна Милославович. Но очаровательные детишки с красивыми глазками бывают беспощадны и неумолимы.

– Дальше я не поеду, – обозначил таксист. Я выглянула в окно. Да, здесь меня точно ждут. «Городское кладбище» – значилось на мрачных воротах.

– А это точно улица Седых? –  осторожно поинтересовалась я.

– Она там, за кладбищем. Там один дом стоит, – лениво отозвался таксист, обдавая меня брызгами грязи. Он всем своим задним ходом намекал, что серая крапинка нынче в моде!

Я всегда была уверена, что на кладбище, пока никого нет, сатанисты дерутся с восставшими из могил покойниками за случайного прохожего. Одни орут, что им жрать нечего.