В кабине бронехода было темно, только матово светился приборный дисплей. Поэтому серебристое сияние, проникшее через стекло «фонаря», показалось Лещинскому ослепительно ярким.

Пламенный перст приближался. Оранжево-черный вихрь обвивался вокруг раскаленной струны.

Лещинский медленно потянул рычаги на себя. Как ни странно, всеуничтожающий луч помог ему. На взбудораженную гладь пролива легла огнистая дорожка. Выключив фары, Лещинский смог различить проломы в парапете набережной и лестницу, плавно спускающуюся к воде. Короткими рывками, балансируя на трех лапах, бронеход придвинулся к лестнице. Теперь все зависело от водительского искусства Лещинского. Малейшая ошибка и…

Ошибка не понадобилась. Едва бронеход нащупал передним шасси первую ступеньку, что-то со страшной силой ударило по корпусу сзади. Тяжелая боевая машина потеряла равновесие и опрокинулась, беспомощно взмахнув раскоряченными лапами. Огненный шквал – смесь энергии, дыма и водяного пара – вспахал набережную всего в нескольких метрах от поверженного бронехода и покатился дальше.

Он был ньюйоркцем русского происхождения, звали его Фредом Вельяновым. Корсиканец говорил на нескольких языках, включая языки чужаков, а когда в гневе ему не хватало слов, то бил собеседника без замаха маленьким острым кулачком точно в солнечное сплетение.

Поначалу Корсиканца называли Наполеоном, но поскольку намек на несоответствие роста величине амбиций был слишком толстым, а авторитет лидера не позволял уже зубоскалить открыто, постепенно в обиход вошло второе, более обтекаемое прозвище.

Корсиканец был коренастым лысоватым человеком сорока с лишним лет с невыразительным, незапоминающимся лицом, широченной шеей тяжелоатлета и длинными, почти до колен, жилистыми руками, пальцы на которых почти всегда были сжаты в предвкушении драки.

Не гоняясь за роскошью, Корсиканец обычно носил полевой комбез цвета хаки с кобурой на поясе. Из кобуры торчала посеребренная рукоять армейской «беретты».

– Что мы имеем? – прогудел он ровным тоном. – А имеем мы один выведенный из строя бронеход и одного выжившего гвардейца. Можно сказать, легко отделались.

Лещинский, Полынов и Гаррель стояли перед Корсиканцем навытяжку. Они не знали, что такое муштра, но все как-то получалось само собою. Недаром из сотен желающих оказаться в гвардии Корсиканец отобрал по ведомым лишь ему признакам три дюжины таких молодцов, как они.

Сам же Корсиканец сидел, скрестив на груди руки, на краешке заваленного бумагами стола. Завибрировал один из телефонов и плавно поднялся в воздух. Вельянов бросил взгляд на мерцающий дисплей и отменил вызов, прижав указательным пальцем терминал к стопке бумаг.

– Фред, в меня всадили противотанковую, – сообщил Лещинский, поскольку понял, что Корсиканец ждет от него объяснений. – Дождались, когда машина окажется в неустойчивом положении, и приложили из РПГ. Какой-то хитник или просто местная сволочь и вредитель.

Корсиканец перевел взгляд на Гарреля.

– Я потерял Костю, – пробубнил тот, удрученно глядя на плохо застиранное кровавое пятно на ковре. – Видимость была – метра три, не больше. Радар ослеп, связь накрылась.

– Поддержку с воздуха оказать не мог, – в свою очередь покаялся Полынов. – Остался бы я в небе, недосчитались бы и флаера.

Корсиканец поджал губы и несколько раз кивнул.

– Формально претензий к вашему подразделению быть не может, – он поморщился. – Горячее торнадо, как воля божья – неотвратимо и непредсказуемо, ничего с ним не поделаешь.