У нас волею беспощадной судьбы близких не осталось, и нас никто не ждал. Но война завершилась победой, и радостное чувство и нетерпение вернуться не покидали нас. <…>

После митинга приступили к погрузке ящиков на машины. И хотя долго разъясняли военным, что надо действовать с этим грузом с особой осторожностью, все же не обошлось без некоторых неполадок. На каждом грузовике ехал в кабине военный сопровождающий. Но научным сотрудникам предписано было также сопровождать каждую машину с вещами. Приходилось подниматься в кузов, полный ящиков, и ехать на вокзал с ними. Однако дорога на вокзал была не везде хороша и одинакова. В начале пути надо было переехать наш огромный двор, весь в ямах и буераках. Он был покрыт снегом, но под снегом был сплошной мусор. Все это занимало какие-то минуты времени, но было небезопасно.

Помню, как я стояла один раз на машине, в конце ее кузова, среди ящиков. Один из ящиков, узкий и высокий, стоял передо мной и шатался на каждом ухабе. Он грозил мне встать на ноги, поднимаясь своей нижней частью с пола то справа, то слева, колебался, снова вставал прямо, потом опять грозил и клонился. А удержать его руками нельзя было. Помню, Александр Иванович, директор, с тревогой смотрел на меня со двора, но сделать ничего не мог. Впрочем, все это были секунды. Вот мы выехали со двора на гладкий Красный проспект и покатили спокойно. Доехав до поворота к путям, я выскочила из машины, ожидая опять ухабы, и добежала бегом рядом с грузом.

Далее по ночам мы должны были дежурить у полузагруженного состава. Сами охраняли свой груз. Это было тоже нелегко, так как мороз был –20°, лежал снег.

Потом настал день, когда мы со своими личными вещами погрузились в поезд. На этот раз ехали с нормальной скоростью. Дня через три были в Москве, где нас ожидало такое же занятие: пришлось разгружать поезд и возить ящики в Галерею.

Елена Каминская

Из воспоминаний о войне

Я была одна в Москве. Утро. Упаковываю какие-то вещи. Звонок по телефону: срочно явиться в Галерею. Иду…

М. Г. Буш сообщает: пришло распоряжение от М. Б. Храпченко о срочном отправлении произведений второй очереди водным путем и о том, что мне нужно сейчас же ехать на Речной вокзал и осмотреть пригодность баржи, предоставленной для перевозки груза ГТГ <…>

В военное время

15 августа – с утра мы все в работе. В 11 часов меня вызывает Буш и объявляет, что я отправляюсь с грузом ГТГ в Горький, возможно, и дальше, в Пермь, добавив, что она тут ни при чем – из представленных М. Б. Храпченко кандидатур он утвердил Вашу. Это сообщение сразило меня. Я решительно возражала, что это сделано помимо моей воли, не спросив меня, что я не собираюсь эвакуироваться, не могу оставить Галерею и Москву в столь тяжелое для них время, – ничего не помогло. Изменений быть не может, услышала я в ответ. «Как же я могу одна поехать с 84 ящиками?» – «С Вами едет реставратор И. В. Овчинников». <…>

В половине второго я ушла из Галереи. В 6 часов вечера выехала на Речной вокзал. Ровно в 7 часов вечера баржа стала медленно отчаливать от берега. На берегу оставались провожавшие нас В. А. Шквариков от Комитета по делам искусств и начальник Речного вокзала.

Начальником баржи был А. Ф. Акимов. Баржу сопровождала военизированная охрана из 4-х человек.

Около 11 часов вечера [в районе завода имени Лихачева] мы попали в полосу воздушных боев. Оглушительные разрывы снарядов. Сыпались осколки снарядов и дырявили крышу баржи (взятые брезенты предохранили ящики до Горького). Двери были наглухо закрыты. Утомленные обитатели баржи скрылись за ящиками. Солдат с ружьем, И. В. Овчинников и я стояли у левой двери.