Кардинал Караффа придерживался другого мнения: он предлагал через Лабур войти в Анконскую марку, города которой, как он утверждал, укреплены плохо и сдадутся после первого требования; но герцог Феррарский со своей стороны заметил, что главной целью кампании была и остается защита Святого престола, а потому герцог де Гиз должен двигаться прямо на Рим. Герцог де Гиз склонился к последнему варианту и хотел взять с собой шесть тысяч человек пехоты и восемьсот кавалеристов герцога Феррарского; но тот не отдал их, сказав, что на него в любую минуту могут напасть или великий герцог Козимо Медичи, или герцог Пармский, перешедший на сторону Испании. И герцог де Гиз, господа, был вынужден продолжать путь с теми немногими силами, которые у него были, надеясь только на то, что, по словам кардинала Караффы, в Болонье французскую армию ждет подкрепление. Прибыв в Болонью с господином кардиналом, своим племянником, герцог де Гиз не обнаружил там никакого подкрепления. Его просто не существовало. Ваш брат, мой дорогой кардинал, стал вслух жаловаться на это обстоятельство, но ему ответили, что на пути на Анкону его ждут десять тысяч человек, только что собранных его святейшеством. Герцог поверил этому и продолжал двигаться по Романье. Никакое подкрепление его не ждало; он оставил армию под командованием герцога Омальского, а сам поехал прямо в Рим, чтобы узнать от самого святого отца, что тот расположен делать. Припертый к стенке господином де Гизом, папа ответил, что он действительно собирался выставить на эту войну контингент из двадцати четырех тысяч человек, но эти двадцать четыре тысячи включают тех, что охраняют крепости, принадлежащие Церкви; итак, восемнадцать тысяч папских солдат, разбросанных по различным крепостям, предназначались для собственных нужд его святейшества. Господин де Гиз увидел, что он может рассчитывать только на тех людей, что были при нем, но, по словам папы, этого ему должно было хватить, поскольку до сих пор французы терпели неудачу в своих планах захвата Неаполя, ибо воевали против Святого престола. А на этот раз, напротив, его святейшество на их стороне, и, хотя это сотрудничество чисто нравственное и духовное, французы не могут не одержать победу… Господин де Гиз, мой дорогой коннетабль, — продолжал Генрих, — в этом отношении похож на вас: он никогда не сомневается в удаче, пока при нем его добрая шпага, а за ним идет несколько тысяч храбрых солдат. Он ускорил прибытие своей армии и, как только она подошла, покинул Рим, взял штурмом город Кампли и предал мечу всех жителей — мужчин, женщин и детей.
Новость об этой расправе коннетабль воспринял с видимым одобрением.
Кардинал оставался совершенно бесстрастным.
— От Кампли, — продолжал король, — герцог направился к Чивителле и осадил ее. Город, как говорят, построен на крутом холме и хорошо укреплен. Сначала решили пробить стены цитадели, но, прежде чем брешь стала достаточно велика, наша армия со своим обычным нетерпением кинулась на приступ. К несчастью, то место, где они пытались пробиться, со всех сторон было защищено бастионами и наших людей отбросили обратно, причем мы потеряли двести человек убитыми и триста ранеными.
Губы коннетабля тронула радостная улыбка: непобедимый не смог взять какую-то крепостишку!
— А в это время — продолжал король, — герцог Альба, собрав в Кьети свои войска, выступил на помощь осажденным с тремя тысячами испанцев, шестью тысячами немцев, тремя тысячами итальянцев и тремястами калабрийцев. Это было вдвое больше, чем у герцога де Гиза, и ввиду превосходства противника он решил снять осаду и ждать врага на открытой местности между Фермо и Асколи. Он думал, что герцог Альба примет сражение, но герцог Альба, уверенный в том, что мы и сами найдем свою погибель, продолжает избегать какой бы то ни было стычки, сражения или битвы, либо готов принять бой, но имея такие позиции, какие не оставляли бы нам ни малейшей надежды на успех. |