— Уходи, уходи скорее, — зашептал привратник, наваливаясь плечом на дверь. — Мне долго не удержать.

И, спасаясь от того, что ломилось в двери, Мири шагнула в душную темноту. Первые шаги были самыми трудными, потому что она не видела впереди абсолютно ничего. Перед глазами плясали красные точки от напряжения, Мириам жмурилась, трясла головой и опять вглядывалась в ничто широко открытыми глазами.

Руки она вытянула перед собой и еще шаркала ногами из опасения свалиться в какую-нибудь яму. Звук шагов порождал в пространстве хоть какой-то посторонний звук, отличный от биения ее собственного сердца. Однако ничто не длится вечно, и, поморгав очередной раз, Мири обнаружила, что тьма обрела серые оттенки. Она протянула руку к окружавшей ее плотной серости и наткнулась на стену. Постепенно света в тоннеле прибавилось, и окружающая действительность наполнилась красками. Стены оказались не такими уж беспросветно серыми, на них имелись росписи, только довольно высоко. Мири остановилась, с интересом разглядывая образчик местного искусства.

Сперва она увидела нечто вроде жанровой сценки: две женщины, одна сидит на троне или чем-то подобном, вторая на коленях перед ней принимает некий дар в сложенные лодочкой ладони. Дар этот покоится на ладони старшей, Мири про себя назвала ее царицей. Игрушка или, скорее всего, некий символ: макет города, видны шпили и башни. С руки женщины свисает браслет с круглой золотой подвеской. Мири решила, что видит житие какой-нибудь святой, что, однако странно, так как храм посвящен Никите-мученику. Впрочем, что это я? Здесь может быть придел или часовня, построенная и расписанная в честь другого святого. Следующая сценка показалась ей более узнаваемой. Кажется, в христианской традиции этот сюжет называется «Успокоение», или «Положение во гроб». Имел место сам гроб, собравшиеся вокруг него люди, фигура, закутанная в саван. По очертаниям тела Мири решила, что хоронят женщину. Мири получила хорошее образование, а кроме того, она много ездила и за свою жизнь перевидала массу реликвий многих религий. И вот теперь, разглядывая росписи, она не могла не отметить, что техника неизвестного ей художника странным образом далека от всяких канонов. Застывшие позы и повернутые в профиль лица напоминали приемы изобразительного искусства Древнего Египта, однако одежды людей даже для христианской традиции были слишком современными. Вон та фигурка, справа от гроба, — Мири могла бы поклясться, что человек в кроссовках, джинсах и толстовке.

С недоумением покачав головой, она двинулась дальше. Из теней выплыло изображение молодой женщины — кажется, это та же, что стояла на коленях. Теперь она в полный рост, опять же в профиль, но с развернутыми плечами. Руки подняты и скрещены жестом то ли самозащиты, то ли это какой-то сакральный жест. Мири взглянула на оппонента и вздрогнула: мерзкая тварь со змеиным телом и головой человека выписана была с отталкивающей натуралистичностью…

Девушка внимательно разглядывала фреску. Что-то пугало ее, казалось столь неуместным и невероятным, что мозг отказывался признавать увиденное. Она подняла руку и дрожащим пальцем обвела изображение женщины. Разметавшиеся по плечам темные волосы, резкий профиль и плотно сжатые губы. Савта сто раз твердила ей: «Не сжимай губы, выглядишь злой, как баба-яга». Осознав, что она смотрит на свой портрет, написанный на стене непонятно где и неизвестно кем, Мири вскрикнула, шарахнулась прочь и сильно ударилась плечами и головой о противоположную стену тоннеля. В ушах зазвенело, все поплыло перед глазами. Мири зажмурилась, сползая вниз и чувствуя, как шершавая и холодная стена обдирает кожу на плече. И в тот же миг кто-то тронул ее за руку. Крик рванулся из горла, но, задавленный ужасом, походил скорее на хрип. Она попыталась встать, чтобы бежать, и со страхом поняла, что ноги дрожат и вряд ли она сможет убежать далеко.

— Мириам, вам плохо? Что случилось?

Перед ней стоял Борис, на улице было вроде и не очень темно, пахло липами, и где-то близко хихикала Риточка.