|
.[25 - Пародийный пересказ положения из программного выступления Шевырева «Взгляд на современное направление русской литературы. Статья первая. Сторона черная»: «Разгульно текут многоводные наши реки; невольно подумаешь: что, если бы Волгу, Днепр да Урал скатить в три потока с Альпов на Италию, – куда бы делись от них итальянцы? разве спаслись бы на высотах Апеннинских» («Москвитянин», 1842, № 1, с. I).] Не правда ли, подобные вопросы приличны только или педанту, или крестьянскому мальчику, который говорит: «А что, тятя, коли б наш чалый мерин-то сделался бурою коровою, – ведь мама молочка еще бы дала мне?»… Вы смеетесь, читатели? моя выходка вам кажется фарсом, плоскою шуткою? Смейтесь, а я стою на том, что педант еще и не то в состоянии написать. Ведь я вас предупредил, что пишу выдумку, игру моей досужей фантазии, а не списываю рабски с действительности: так не мешайте же мне выдумывать. Итак, я уверен, что мой педант слова не скажет в простоте – все с ужимкой: например, вместо того, чтоб сказать, что Петербург построен на ровном месте, он скажет, что ровная гладь подкатилась под огромные дома града Петрова… и пр. и пр.[26 - У Шевырева есть случаи употребления слова «Петроград» вместо общепринятого «Петербург». См., например, его стихотворение «Петроград» (1830), послужившее одним из источников пушкинского «Медного всадника» (см.: М. Аронсон. К истории «Медного всадника». – В кн.: «Пушкин. Временник пушкинской комиссии», т. I. M.-Л., Изд-во АН СССР, 1936, с. 221–226).].
Воротившись из-за границы, мой педант переменился и в другом отношении: бывало, он вздыхал в стишонках о луне и деве, горевал о какой-то разрозненной с ним волне; а теперь очень прозаически, но зато выгодно и тепло пристроился и зажил филистером. Уж не знаю, от этого ли, или от долговременного пребывания за границею, только мой педант, воротившись, сделался ужасным витязем желтых перчаток и прекрасного пола: в каждой статье своей он твердил по сту раз, что он даже дома ходит в желтых перчатках; при выходе всякой плохой книжки, но лишь бы написанной женскою рукою, он, бывало, так и кричит: place aux dames[4 - место дамам! (франц.). – Ред.][27 - Намек на статью Шевырева «Библиографический перечень» «Наблюдателя» («Московский наблюдатель», 1836, ч. VI, с. 81). В этой статье автор писал об «особенном органе светского осязания», присущем женщинам, благодаря которому они могут успешно выступать в жанре светского романа (см.: там же, с. 84). Упоминание о пребывании «педанта» за границей в этом контексте, очевидно, намекает на то, что в 1829 г. он отправился в Италию в качестве домашнего учителя сына княгини З. А. Волконской.]. С особенною ревностию писал он статьи о балах и маскарадах; в этих статьях видно было утомление от танцев, ибо за каждою фразою следовало по крайней мере три точки…[28 - В «Воспоминании о московских балах» («Московский наблюдатель», 1835, ч. I, с. 200–204; без подписи) Шевырев злоупотреблял многоточиями, что вообще характеризовало его стиль 30-х гг.] Это так понравилось педанту, что он без точек после каждой своей фразы уж ничего не мог писать.
Много прошло времени, многое изменилось с тех пор, а мой педант не должен изменяться: любовь его к букве должна все больше и больше увеличиваться; ненависть и отвращение ко всему живому и разумному – также. Слова «идея» он не должен слышать без ужаса и без точек… По моему мнению, он даже должен сделаться лицемерным моралистом и ханжою, потому что, всегда думая давать тон и направление времени, он всегда был и всегда должен быть рабом времени и выдавать за новость то, что уже давно сказано другими, более его сметливыми людьми. |
